…Подобрали режим так, чтобы выглядело немного землетрясением, немного акцией экстремистов. Для колебания почв НПВ-оболочкой при К2 малость поколыхали эту финансовую цитадель на углу центральных улиц (банк и в самом деле был сработан по виду под горный замок, только с зеркальным фасадом и витражами); из него при первых колыханиях стремительно выскочили несколько человек, вероятно, охрана. Потом выбросили НПВ-язык чуть замедленней обычного — для грохота перекачки на его конце. Под сей гром не то земной, не то небесный здание, голубовато засияв, взмыло вверх — и нету.
Его аккуратно поставили на площадку для малых астероидов. Вошли, изъяли сейфы — а сам «замок» снова в ЛОМ и в режиме «На!» обратно. Часа не прошло в том городе, как оно низверглось с небес на место. Правда, с перекосом и сильно поврежденное, без стекол и витражей, стены в трещинах, даже с провалами. Но все равно: нам лишнего не надо. Восстановят, ничего. А уж как там истолкуют происшедшее, как отнесутся те, для кого это важно, что банк вернулся с небес без сейфов… это их проблемы. Здешние, наши на какое-то время снова решены: есть чем платить людям, есть за что покупать, командировать. А при все возрастающей интенсивности дел и презренных денег надо все больше.
По этому случаю — правда, после него — было обсуждение с переходом полемику. Полилог типа «Они». В самом излюбленном месте: в трен-зале на 144 уровне, потом в сауне. В обусловленное время сбора.
Из него Варфоломей Дормидонтович сейчас вспоминал отдельные реплики.
— …Международное право, ах, ах! Во-первых, мне эти мандариновые иностранцы и посейчас как родные. Я их люблю и рад был доставить им развлечеиие. Ты представь, сколько там будет сказано «вах-вах!..», сколько поцокиваний языкамии, возведенных вверх широких бровей, выкаченных глаз и вскинутых рук…
— А сколько бедняков там будут рады, что жирненьких грабанули!
— Столько же, как и у нас. Я ж говорю, мы с ними как родные… Во-вторых, наиболее международны сейчас не державки всякие, это отживает, — а транснациональные корпорации. Это самые бандитские образования. Им все нипочем. Ради своей выгоды и правительства меняют, и разбомбить могут.
— …Ты спроси себя: если бы те, кого мы выпотрошили, имели наши Ловушки — удержало бы их международное право или там принцип «священной частной собственности»?.. (Общий смех.)
— A corsair est corsair et demi! — как говорят французы. Что в переводе значит: на корсара — корсар с половиной. Или на бандита — полтора бандита, как угодно.
Это вступил в разговор новый человек в Институте, Геннадий Борисович Иорданцев 87 лет, академик ВАСХНИЛ и проч., и проч. — замечательная личность. В просторечии он ГенБио. В силу своего содержательного прошлого старик одинаково безукоризненно изъясняется на французском и ботает по фене.
— В крупных делах в этом мире мы всегда оказывамся в мире бандитов, — продолжал он. — И даже куда менее благородных, чем Наполеон, более подлых, чем Талейран… хотя, казалось бы, куда уже. Единственно, что вызовет уважение, если на каждого из них вы будете полтора бандита. А мы ведь можем не только полтора — в К раз…
Любарскй улыбнулся. Иорданцев ему был очень симпатичен. Человек, привлеченный для будущей К-Атлантиды. Еще один новый. И непонятно — ОТКУДА.
Мысли приняли другое направление.
…а К-полигон в зоне с Асканией 2 (теперь уже без нее): Контакт или нет? Ничего же вроде не прибавилось, как было место под Шаром, так и есть. Хоздвор НИИ, задняя часть у пустыря — самая удаленная и свободная от разгруз/погрузок и прочего. Выделили там гектарчик под увлекательную идею. Что было, то и есть; но теперь туда светят солнца из МВ. И физическая территория, хоть пока почти пустая, полтора миллиона кв. километров — как добавил бы Альтер Абрамович, «чтоб вы мне все так были здоровеньки!».
Сами влезли во Вселенскую игру. Но может быть, так и надо? Не мы играем, так все равно с нами играют. Так пусть хоть будет интересно. Тиресно, как говорят мальчишки.
Глава двадцать вторая. Эпопеи Аскании 2
«Любви все возрасты покорны». Возрасты да, вот только органам не прикажешь.
К. Прутков-пенсионер «Мысль со вздохом»
1
Эпопеи Аскании… их было несколько. И то, что это были эпопеи, думал сейчас Любарский, что в создание этого островка на полигоне, а тем более в оживление, образование на нем флоры и фауны — куцой флоры и чепуховой фауны, затем и в обживание его — они вкладывали душу и все силы, как раз и означало «под видом одного другое». Не души они вкладывали, а мелкость своих душ; теперь, когда все позади, это ясно видно.
Потому что всю их суету на полигоне издевательски освещали МВ-солнца, каждый день новые и разные; солнца, проживающие в этот К-день всю свою жизнь. Освещала иная Вселенная, меняющаяся.
Да и эта менялась, наша: в ней плыл «Фантом М31». Из Неба галактик к их Шару.
Варфоломей Дормидонтович потер лицо ладонями. Нет, это все было не зра и не просто так. Но что было главное во множестве их усилий и дел?
…Прекратили ловить астероиды. Начали осваивать, обживать собранное на полигоне. Легко сказать: обжить космические километровые глыбы. Горная страна, Альпы без ледников и почв, вообще без ничего. Нетронутые ни ветрами, ни дождями земными, с острыми изломами граней и трещин. Они принесли и космический холод; пришлось для сугрева их изменить режим МВ-солнц не только на летний — на «африканский».
По мере того как остров-«открытку» собирали, прогревались под МВ-светилами небесные камни, и она при взгляде сверху, с ВнешКольца, то есть из в тысячу четыреста сорок раз более медленного времени (минута — сутки), все ярче пылала: обычное для земли и камней тепловое излучение смещалось в яркий свет с ультрафиолетовой составляющей. Вниз нельзя было смотреть незащищенными глазами. Не хладные камни, а будто озеро расплавленной лавы. От ультрафиолета даже озоном веяло.
Наверху все операторы ВнешКольца были в очках-фильтрах, а при выходе из отсеков на штанги обязаны были надеть шлем типа сварочной маски. Но делали это не всегда и не все. Поэтому лица у операторов загорелые.
Чтобы обезопасить работающих в Зоне, Миша Панкратов и Мендельзон неоднородность пространства Полигона перераспределили так, чтобы излучение шло только верх. Незримое искажение электрических полей было подобно тому, как баба заворачивает в капустные листы помещаемые в печь пироги — чтоб не подгорели; отсюда и название.
