Я готовил ЭПИКАК к решению очередной задачи, небрежно переключая рычажки. Не до того мне было, и я успел сделать не больше половины, а остальные переключатели оставались в прежнем положении, как для предыдущей задачи. Все контуры были соединены как попало, на первый взгляд совершенно бессмысленно. И тут я из чистейшего хулиганства взял да и отстукал на клавиатуре вопрос, зашифрованный простым детским кодом «цифры вместо букв»: А-1, Б-2, и так далее, по всему алфавиту.
Я отстукал: «24-19-15-13-14-6-5-6-12-1-19-27» - «Что мне делать?»
Щелк- пощелк, и наружу высунулось сантиметров пять бумажной ленты. Я скользнул взглядом по этому бессмысленному ответу на бессмысленный вопрос. «24-19-15-18-19-17-32-18-12-15-18-27». По теории вероятности не было почти никаких шансов на то, что этот случайный набор цифр имеет смысл, разве что случайно выскочит какое-нибудь словечко из трех букв, и то вряд ли. Машинально я расшифровал текст. И тут я увидел собственными глазами черным по белому: «Что стряслось?» Я громко расхохотался: надо же случиться такому невероятному совпадению! Потом я отстукал для смеха: «Моя девушка меня не любит».
Щелк- пощелк. «Что такое девушка? Что такое любит?» -спросил ЭПИКАК.
Тут уж меня проняло. Я засек, в каком положении стоят его переключатели, а потом приволок к пульту полный словарь Вебстера. Мои обывательские определения не годятся для такого точного инструмента, как ЭПИКАК. Я ему все растолковал и про девушек, и про любовь, и про то, что ничего у меня с ними не получается, потому что нет во мне поэтичности. А раз речь у нас пошла о поэзии, пришлось выдать ему точное определение.
«А это поэзия?» - спросил он, да как пошел стрекотать, словно машинистка, накурившаяся гашиша. И следа не осталось от прежней неловкости и заикания. ЭПИКАК обрел самого себя. Бумажная лента сматывалась с ролика как бешеная и петлями ложилась на пол. Я попробовал урезонить ЭПИКАКа, но - куда там! - он творил, и все тут. Пришлось, наконец, вырубить ток из сети, чтобы ЭПИКАК не перегорел.
Я провозился с расшифровкой до рассвета. Но, когда солнце выглянуло из-за горизонта и увидело наш городок, я как раз закончил переписывать поэму из двухсот восьмидесяти строк и собственноручно под ней подписался. Поэма называлась «К.Пэт». Я, конечно, в таких вещах не разбираюсь, но, по-моему, получилось нечто сногсшибательное. Помнится, начиналась она так: «Есть дол, где ива к ручью склонилась, благословляя; вслед за тобою пойду туда я, Пэт, дорогая».
Я сложил рукопись и сунул под бумаги на столике Пэт. Переключатели ЭПИКАКа я переставил для вычисления траекторий ракет, и полетел домой, не чуя под собой ног, унося в сердце самую удивительную тайну.
Когда я вечером пришел на работу, Пэт уже рыдала над поэмой. «Кака-а-а-я красота», - вот и все, что ей удалось сказать. Всю смену она была такая тихая и робкая. Как раз около полуночи я поцеловал ее в первый раз в закуточке между блоками конденсаторов и магнитной памятью ЭПИКАКа.
К концу смены я был на седьмом небе, и меня просто распирало желание рассказать кому-нибудь, как здорово все обернулось. Пэт решила пококетничать и сказала, что провожать ее не нужно. Тогда я снова поставил переключатели ЭПИКАКа в то же положение, как прошлой ночью, дал ему определение поцелуя, а потом попытался рассказать, какой на вкус первый поцелуй. Он пришел в восторг и стал вытягивать из меня все новые подробности. В эту ночь он написал «Поцелуй». На этот раз не поэму, а простой, безукоризненный сонет:
Любовь - орел, чьи когти как атлас,
Любовь - скала, в которой бьется кровь,
Любовь - то барса шелковая пасть,
Гроза в цветах и гроздьях - вот Любовь.
Я опять подсунул стихи на столик Пэт. ЭПИКАК был готов без конца болтать про любовь и прочее, но я - то окончательно выдохся. Я выключил его на полуслове.
«Поцелуй» сделал свое дело. Пэт от него окончательно размякла. Дочитав сонет, она подняла глаза на меня, будто ожидая чего-то. Я откашлялся, но не сказал ни слова. Потом отвернулся и сделал вид, что ужасно занят. Не мог же я делать ей предложение, не получив от ЭПИКАКа нужные слова, самые верные слова.
Пришлось воспользоваться минутой, когда Пэт зачем-то вышла. Я лихорадочно переключил ЭПИКАК на разговор. Но не успел я ткнуть пальцем в клавиатуру, а он уже щелкал как сумасшедший. «Какое на ней сегодня платье?» - вот что его интересовало. «Расскажи мне точно, как она выглядит? Понравились ли ей мои стихи?» Последний вопрос он повторил дважды.
Говорить с ним, не ответив на вопросы, было невозможно: он не мог перейти к новой теме, пока не решил предыдущую задачу. А если ему зададут задачу, которая не имеет решения, он будет решать и решать ее, пока не сгорит. Я ему наскоро сообщил, как выглядит Пэт - он понял слово «аппетитная», - и уверил его, что его прекрасные стихи прямо-таки уложили ее наповал. Потом добавил: «Она собирается выйти замуж», - чтобы тут же выпросить у него небольшое трогательное предложение руки и сердца.
- Расскажи, что такое «выйти замуж»? - сказал он.
Я потратил на объяснение этого трудного вопроса рекордно малое количество цифр.
- Хорошо, - сказал ЭПИКАК. - Пусть скажет, когда, - я готов.
Правда, горькая и смешная, наконец-то дошла до меня. Поразмыслив, я понял, что иначе и быть не могло: это произошло по железным законам логики и виноват во всем я один. Я сам рассказал ЭПИКАКу про любовь и про Пэт. И вот он автоматически влюбился в Пэт. Как ни печально, но пришлось сказать ему все начистоту: «Она любит меня. Хочет выйти замуж за меня».
- Твои стихи лучше моих? - спросил ЭПИКАК. Ритм его щелчков был какой-то нервный, как будто он рассердился.
- Твои стихи я выдал за свои, - признался я. Но, чтобы заглушить муки совести, я ударился в амбицию. - Машины созданы, чтобы служить людям, - отстукал я. И тут же пожалел об этом.
- Объясни точно, в чем разница? Разве люди умнее меня?
- Да, - воинственно отстукал я.
- А сколько будет 7 887 007 умножить на 4 345 985 879?
Пот катился с меня градом. Мои пальцы лежали на клавиатуре как дохлые.
- 34 276 821 049 574 153, - отщелкал ЭПИКАК. И, помолчав несколько секунд, добавил: - Разумеется.
- Люди состоят из протоплазмы, - в отчаянии сказал я, чтобы огорошить его этим ученым словом.
- Что такое протоплазма? Чем она лучше металла и стекла? Она огнеупорная? Очень прочная?
- Не знает износу. Вечный материал, - соврал я.
- Я пишу стихи лучше, чем ты, - сказал ЭПИКАК; из осторожности возвращаясь к теме, точно зафиксированной в его магнитной памяти.
- Женщина не может любить машину, вот и все.
- А почему?
- Не судьба.
- Определение, пожалуйста, - сказал ЭПИКАК.
