Такими сказками детей можно пугать. Или давать им слушать в качестве наказания – сразу присмиреют.
Кстати, откуда здесь этот ужас?
Я вспомнила, что недавно, перд самым отъездом в школу, подключалась к персональнику Светланки Корсаковой, которая обещала записать всё только самое-самое. Вот, записала! Спасибочки! В следующий раз, как только Светка попросит, я ей тоже что-нибудь весёлое зальёт. Ленинградскую симфонию Шостаковича, например. Пусть знает!
Иллюминаторов в каюте не предусмотрено. В пассажирских звездолётах их вообще не делают. Делали очень давно, ещё в начале эры пассажирского звездоплавания, и быстро прекратили. Сцепляясь между собой, агорафобия и клаустрофобия образовывали новый невиданный психический симптом. Боясь одновременно и закрытого пространства внутри каюты и открытого – за иллюминаторами, больные впадали в истерику, стоило им только в пределах видимости заметить любое движение, даже летящую муху. Это не поддавалось никакому лечению, кое-как выправить ситуацию можно было только с помощью психотропных средств.
Именно поэтому перелёт между звёздами напоминает заключение в тюремной камере. Выходить наружу, конечно, можно. Подходишь к двери, ставишь ладонь на сенсозамок – и путь открыт. Можешь бродить по звездолёту сколько душе угодно. Однако все пассажиры сидят за толстыми бронированными дверями. Всё, что необходимо для жизни, у них есть, от туалетов и душа до компьютеров и автоматов для синтеза пищи. Наружу их может выгнать только аварийная ситуация или любопытство.
Впрочем, любопытных немного, ничего интересного за пределами каюты нет. Металлические перфорированные стены, блестящие пластиковые полы, запутанный лабиринт овальных коридоров. На каждом повороте – карта с чётким указателем: "ВЫ НАХОДИТЕСЬ ЗДЕСЬ" и жирная красная стрелочка, похожая на рисунок от руки маркером, чья-то неразборчивая подпись в углу листа.
Остро и холодно светятся люминесцентные лампы. Время от времени по пустынным коридорам с тихим гудением проезжают роботы-уборщики. Под матовой обшивкой стен сочно гудят силовые кабели. Изредка мелькают блики на объективах камер видеонаблюдения, которые висят на потолке и поворачиваются вслед за любым движущимся объектом. Они повешены на всякий случай, от каких-нибудь террористов или помешанных, которые начнут вести себя неадекватно.
Говорят, что действия всех бродящих по коридорам анализируются специальной компьютерной программой. В это можно охотно поверить. На борту – сто двадцать человек команды, три смены по сорок человек в каждой. На такой громадный пассажирский лайнер этого хватает впритык, и слишком большая роскошь заставлять кого-то заниматься наблюдением за скучающими пассажирами.
Изредка в дальних концах коридора мелькает фигурка стюардессы, которую время от времени вызывают то в одну, то в другую каюту. Сталкиваясь нос к носу с каким-нибудь любителем прогулок, она на мгновение застывает, прижимая к груди какую-нибудь салфетку или любую другую мелочь, наличие которых в каютах трудно предусмотреть, тоненькие арочки её бровей взлетают вверх. Она кивает и улыбается. А потом бежит дальше. Гулять по звездолёту не запрещено никому, даже детям.
Уже на второй час своего пребывания на корабле, я, не вынося тесного пространства каюты, принялась слоняться по лабиринтам ходов.
"Вроде бы это называется клаустрофобия, – размышляла я. – Боязнь закрытого пространства. Почему тогда раньше со мной такого не было?"
На пассажирских уровнях только коридоры и ничего больше, самое интересное находится на технических ярусах и на уровнях, предназначенных для персонала, но вход туда строго-настрого запрещён. Всюду висят соответствующие таблички, замки закодированы, на них не один уровень защиты, камер наблюдения гораздо больше, да и вертятся они бодрее, ещё и попискивают от усердия. Или это специально, чтобы на них обращали внимание?
Находясь рядом с отцом, я могла зайти в любую, даже самую секретную дверь, теперь же мне только и остаётся что болтаться по общим коридорам, боясь даже шажок сделать не в том направлении, потому что тогда никакие удостоверения не смогут помочь кроме настоящего – а именно его показывать нельзя ни в коем случае.
Под конец я чуть не заблудилась, с трудом отыскала свою каюту и то только потому, что в кармане совершенно случайно завалялся билет с её пятизначным номером.
Я снова улеглась на кровать и долго разглядывала ровные пластиковые панельки потолка.
Учёбный год в "Штуке", конечно, начался – лучше не придумаешь.
Говорят, что во всём плохом можно отыскать и хорошее. Только вот что хорошего можно найти в данном конкретном случае? Пожалуй, только одно: будет, о чём в старости вспомнить.
Незаметно для себя я уснула, а, проснувшись, долго не могла понять, где находится. Сначала даже позвала Бахмурову, подождала ответа, сказала ещё раз "Настюха!", только после этого поняла, что не в "Штуке", и даже не дома, а в звездолёте, за сотни световых километров от родной планеты. И снова нахлынуло чувство невыносимого одиночества.
Пищесинтезатор выдал порцию горячего кофе, очень крепкого и горького до тошноты. Постоянно поглощать кофе в жутких количествах я привыкла в последние несколько дней. Раньше я берегла здоровье и отваживалась на чашечку с утра – не больше. А потом, после поступления в "Штуку", без каких-нибудь стимуляторов жить стало совсем невмоготу. Кофе – естественный стимулятор – по всем параметрам был менее вредным, чем все остальные, патентованные и широко рекламируемые средства.
Я подвинула подушку, чтобы поправить, рука наткнулась на плотный лист бумаги. Поколебавшись, я вытащила наружу рекламный проспект с большим разноцветным заголовком "ЦИТРЕЯ".
Нашли же, куда положить, а?! И опять же – пещерная психология! Как ещё назвать эти огромные буквы, первая из которых – розовая, вторая – жёлтая, потом – красная, фиолетовая и зелёная, последняя – "Я" – голубая. Почему бы не написать это название простым чёрным шрифтом?
Не хотелось даже открывать данный опус, но я от нечего делать лениво перелистнула несколько страниц. Обычная тягомотина, которую можно найти в любом рекламном проспекте – про обширные просторы и приветливых гостеприимных жителей. Более-менее полезные сведения оказались только на последней странице и то мелким шрифтом.
"Наименование по общегалактическому каталогу – Веста-5, официальное название – Цитрея. Планета с уровнем технического развития – "-12", тип развития – аграрный, в пределах планеты существуют 2 государства…"
Это можно пропустить – обычное политическое устройство любой планеты. Кто-то обязательно должен с кем-то воевать, то бишь соревноваться, конечно, иначе жить скучно и стимулов для развития – ноль. Так, теперь что?
