Не дожидаясь ответа от Холлиса, ирландка-Арлекин вошла в кладовую и накрыла тело Вики пленкой.
Выйдя из магазина Абосы, Майя направилась в интернет-кафе на Чок-Фарм-роуд. Линден сказал, что из шести экспертов по параллельным мирам доверять можно только итальянцу Симону Ламброзо. Рыться в интернете пришлось недолго — оказалось, Ламброзо сейчас в Риме, работает оценщиком предметов искусства. Майя записала адрес его офиса и телефон, но звонить не стала, решила, что нужно лететь в Рим и лично повидаться с человеком, которого отец называл другом.
Заказав билеты на самолет, Майя взяла такси и поехала в восточную часть Лондона, где в арендованной камере хранения держала набор фальшивых документов. Арлекин выбрала один из настоящих паспортов несуществующих личностей, которыми доселе не пользовалась. С ним, решила она, безопаснее. Паспорта были выданы государством, и вся информация скормлена Большому Механизму.
Чтобы изготовить эти документы, ушли годы. Когда Майе исполнилось девять, Торн раздобыл свидетельства о рождении нескольких умерших детей; за их «жизнями» следили, пестовали как фруктовый сад — «деревца» время от времени требовалось поливать и подрезать. По бумагам девочки получили аттестат зрелости, водительские права, начали работать и подали заявления, чтобы оформить кредитные карты. Живя в Системе, Майя не переставала обновлять документы.
Когда правительство ввело удостоверения, содержащие биометрические данные владельцев, пришлось попотеть: Майя приобрела специальные контактные линзы (обходить сканеры радужки в аэропортах) и резиновые накладки на пальцы. На фотографиях в одних документах Майя была сама собой; на фотографии для других снялась, изменив лицо при помощи особых препаратов.
С годами Майя научилась воспринимать каждый паспорт как часть своей сущности: с документами на имя Джудит Стрэнд она чувствовала себя молодой амбициозной профессионалкой, в Италию же собиралась лететь под именем Ребекки Грин, которая увлекалась искусством, особенно электронной музыкой.
Брать пистолет на самолет было опасно, поэтому Майя оставила его в камере хранения. С собой взяла меч-талисман, стилет и метательный нож, спрятав их внутри стальной рамы детского ходунка, собранного несколько лет назад по заказу отца.
Из аэропорта да Винчи Майя взяла такси до Рима. Сердце города по форме напоминало треугольник на побережье Тибра — с Форумом и Колизеем в основании. Майя остановилась в отеле в его северной вершине, около Пьяцца-дель-Пополо. В номере она достала ножи из тайника и прикрепила их к предплечьям. Затем покинула гостиницу и мимо мавзолея императора Августа пошла по булыжным мостовым старого города.
На первых этажах построенных в восемнадцатом веке зданий располагались кафе для туристов и бутики; скучающие официантки в облегающих юбках, стоя снаружи, болтали по сотовым со своими парнями. От здания парламента Майя, в обход камер наблюдения, вышла на площадь к Пантеону. Возведенный императором Адрианом, этот массивный храм всех богов стоял в центре Рима вот уже две тысячи лет.
Майя прошла мимо мраморных колонн к портику. Внутри храма туристы рассматривали могилу Рафаэля; исходящая от них беспокойная энергия рассеивалась под куполом гигантского зала.
Майя пыталась составить план: ну встретит она Ламброзо, а дальше? Поможет ли он спасти Габриеля?
Уловив какое-то движение, она глянула вверх на круглое отверстие в куполе. Сизый голубь попал в ловушку, не мог выбраться. Взлетая и опускаясь по спирали, птица отчаянно билась о купол — слишком далеко от отверстия, в нескольких ярдах от выхода на свободу. Голубь устал, каждая новая попытка выбраться заканчивалась неудачей, и собственный вес тянул бедолагу вниз. Обессиленная птица в отчаянии могла только летать, словно движение способно помочь само по себе.
Чувствуя себя слабой и глупой, Майя покинула храм и двинулась в сторону туристов, грузившихся в автобусы и троллейбусы. Обогнув руины в центре площади, Арлекин вошла в лабиринт узких улочек бывшего еврейского гетто.
Некогда гетто напоминало Восточный Лондон в викторианскую эпоху — здесь прятались и искали союзников. Евреи жили в Риме со второго века до нашей эры, а в шестнадцатом их заставили переселиться в район за стеной, рядом со старым рыбным базаром. Даже лечившим итальянских аристократов врачам-иудеям разрешалось покидать гетто только в дневное время. А по воскресеньям еврейских детей насильно загоняли на проповедь в церковь Сант-Анджело-ин-Пескерия, где священник убеждал их, что они прокляты и гореть им в аду. Та церковь до сих пор стоит — рядом с большой белой синагогой, похожей на парижское здание серебряного века.
Симон Ламброзо жил в двухэтажном доме рядом с руинами портика Октавии. Его имя значилось на латунной табличке, ниже на итальянском, немецком, иврите и английском было указано: «СИМОН ЛАМБРОЗО/ОЦЕНЩИК ПРЕДМЕТОВ ИСКУССТВА/ ИМЕЕТСЯ ЛИЦЕНЗИЯ».
Майя надавила на черную кнопку звонка, но никто не ответил. Когда она позвонила во второй раз, мужской голос из динамика произнес: «Виоп giorno[11]».
— Мне нужен Симон Ламброзо.
— По какому делу? — Голос, поначалу теплый и дружелюбный, прозвучал резко и критично.
— Я бы хотела купить один предмет, и мне нужно точно узнать, насколько он древний.
— Я все вижу у себя на экране: в руках у вас нет ни статуэтки, ни картины.
— Это драгоценность. Золотая брошь.
— Ах, конечно, прекрасное украшение для una donna bella.[12]
Зажужжал зуммер, дверь открылась, и Майя вошла. На первом этаже располагались две смежные комнаты, из которых можно было попасть во внутренний дворик. Целиком квартира смотрелась так, как если бы в кузов грузовика накидали элементов научной лаборатории и художественной галереи, а затем, перемешав, сбросили их в одном помещении. В передней комнате на столах вместе с бронзовыми статуэтками и старинными картинами стояли спектрограф, центрифуга и микроскоп.
Обойдя какую-то старинную мебель, Майя прошла в заднюю комнату: за верстаком сидел бородатый мужчина лет семидесяти. Он изучал кусок пергамента с буквицами. На мужчине были черные брюки, ермолка, белая рубашка с длинными рукавами, а под ней — талит катан.[13]
Указав на листок, итальянец произнес:
— Пергамент старый, возможно, вырван из Библии, а вот надпись — недавняя. Средневековые монахи для чернил использовали сажу, дробленые раковины моллюсков, иногда и собственную кровь. Но ведь не могли же они пойти в канцелярскую лавку и прикупить продукт нефтехимического производства!
