Мои разговоры в палате записывались, – добавил Хьюлитт, – и вы уже знаете, что моя работа на Земле довольно интересна, но не изобилует острыми ощущениями. В ее рамках мне совсем не приходится встречаться и общаться с инопланетянами. На Земле я видел их только в телевизионных передачах, но не сумел, как надеялись родители, преодолеть страх перед ними. В медицинских учреждениях, которые я время от времени посещал, мне встречались сотрудники-инопланетяне, но я всеми силами избегал контактов с неземлянами. Врачи решили, что моя болезнь все же из области психиатрии, и согласились не подпускать ко мне своих коллег-инопланетян.
Глаза О'Мары на миг сузились. Он нетерпеливо нахмурился.
– Вероятно, вы к чему-то клоните?
– Может быть, и ни к чему, – отозвался Хьюлитт, не обратив внимания на издевку. – По пути сюда я был вверен заботам громадного, косматого самоуверенного медика-орлигианина, который, как и многие из докторов на Земле, был уверен, что сумеет оздоровить меня, если с утра до ночи будет убеждать в том, что все мои беды – от избытка воображения. Я понимал – и сознательно, и даже, наверное, подсознательно, – что, как бы страшно орлигианин ни выглядел, он не способен причинить мне вреда. Он был первым инопланетянином, с которым я встретился будучи взрослым. В его присутствии я ощущал смесь любопытства и страха, но его самоуверенность бесила меня, и я не задавал ему никаких вопросов.
Когда же я прибыл сюда, – поспешно продолжал Хьюлитт, – меня встретила медсестра-худларианка, а по пути в палату и внутри нее я все время оказывался в непосредственной близости от существ, подобные которым мне не снились даже в самых страшных снах. И хотя я знал, что это пациенты или доктора, я до того напугался, что в первую ночь был не в состоянии уснуть. Но мной владело и любопытство – хотя я и продолжал бояться, мне хотелось узнать о моих соседях и медиках побольше. Меня ужасно пугала Старшая сестра Летвичи, но даже она вызывала у меня любопытство.
Нэйдрад издала ворчание, которое транслятор Хьюлитта не перевел. Все присутствующие пропустили это ворчание мимо ушей.
– Через несколько часов, – усмехнулся Хьюлитт, – я отвечал на вопросы Летвичи и Медалонта. На следующий день я уже разговаривал с другими пациентами и играл с ними в карты. Я пытаюсь подчеркнуть, что такое поведение мне раньше было несвойственно и для меня самого явилось полной неожиданностью. Испытываемая мною ксенофобия, безусловно, принадлежала мне, но вот сильнейшее любопытство в отношении других существ, наверное, все же было чужим.
Кабинет на миг превратился в застывшую живую картину. Все смотрели на Хьюлитта. Картина обрела движение и звук, когда голос подал О'Мара.
– Вы правы, – сказал он, – но не совсем. Пожалуй, ваши родители не ошибались, и вы-таки избавились от вашего страха перед инопланетянами за несколько часов пребывания в госпитале. На Приликлу вы произвели сильнейшее впечатление. Он сказал, что, когда вы познакомились с медицинской бригадой на «Ргабваре», уровень вашей ксенофобии был минимален, что вы неплохо с ней справлялись и вскоре избавились от нее окончательно. Это произошло в то время, когда вирус-целитель вас уже покинул. С тех пор, как случилось происшествие с Морредет и вирус ушел от вас, любопытство к инопланетянам, испытываемое вами, принадлежало только вам, и никому больше.
– Это комплимент? – спросил Хьюлитт и улыбнулся.
– Нет, наблюдение, – буркнул О'Мара, – моя работа здесь состоит в том, чтобы приводить головы в порядок, а не кружить их. Однако кое-какую пользу из изложенных вами сведений мы все же можем извлечь. Опишите-ка подробнее это объединенное любопытство и его интенсивность. Допустим, что вирус главным образом интересовался инопланетянами в плане вселения в них. Ощущали ли вы нечто в этом духе на фоне любопытства? Например, не создалось ли у вас такого впечатления, что вирус-целитель мог бы уйти к другому носителю добровольно? Полностью ли вы уверены в том, что его уход от вас зависел от вашего эмоционального состояния, как в случае с вашей кошкой и Морредет? Постарайтесь припомнить ваши чувства и хорошенько подумайте над ответом.
– Мне не нужно долго думать, чтобы ответить на эти вопросы, – возразил Хьюлитт. – Во время тех двух случаев, когда вирус-целитель покидал меня, я ощущал глубочайшее сострадание, но я не уверен целиком и полностью в том, что это чувство является обязательным для перехода вируса от одного существа к другому. Что касается кошки, то она пробыла рядом со мной всю ночь, но контакт с Морредет был кратким – минута, ну, чуть дольше. Я помню, как мне хотелось отдернуть руки – мазь, покрывавшая рану на боку Морредет, вызывала у меня отвращение, но сначала я просто не мог оторвать руки. Когда же я в конце концов оторвал их, я помню, что мои ладони и пальцы ощущали нечто странное: жар, покалывание. Но эти ощущения исчезли через несколько секунд. Вероятно, они были субъективными. Раньше я об этом не рассказывал, потому что никто не верил ни единому моему слову, да я и сам особого значения этому происшествию не придавал.
– А еще чего-нибудь не помните – чего-нибудь такого, чему вы придали-таки особое значение? – поинтересовался О'Мара.
Хьюлитт вдохнул поглубже и больше ради Приликлы, нежели ради О'Мары, уже не в первый раз постарался не обижаться на насмешливый тон психолога.
– Если предположить, – продолжал он, – что для того, чтобы вирус перешел к другому носителю, необходим физический контакт, а он, допустим, постоянно интересовался такой возможностью, как тогда быть с моим интересом к Летвичи и к тому доктору, который въехал в палату, извините, в цистерне? Я совершенно уверен, что никакого физического контакта с ними мне не хотелось, особенно – со Старшей сестрой, так что любопытство, следовательно, принадлежало мне. Означает ли это, что вирус-целитель тратит свое время на чувства, осуществить которые не в состоянии, или он способен переместиться в любое живое существо, независимо от его вида?
О'Мара коротко, раздраженно рассмеялся и протянул:
– Да... Никогда не исключается такая возможность, что вместо помощи в решении проблемы получишь новые осложнения. Если вы правы и ваш дружок не ограничивается перемещением внутрь теплокровных кислорододышащих существ, то наши поиски в значительной степени усложнятся. – О'Мара обвел взглядом врачей. – Возможно ли такое вот радикальное преодоление межвидового барьера?
– Настолько близко к невозможному, что и говорить не стоит, – откликнулся Конвей.
– До тех пор, пока у нас не появился пациент Хьюлитт, – съязвил О'Мара, – мы считали невозможным и то, что микроорганизм, зародившийся на одной планете, способен выжить внутри существа, зародившегося на другой планете.
