– Они начали Большую охоту. Ты же слышал, что время от времени такое случается. Одни считают, что это происходит, когда хьюггов становится слишком много, другие полагают, что ими овладевает жажда смерти. Тогда старейшины не вправе отказать воинам. И начинается избиение.
– Кого? Этих хьюггов, что ли?!
– Конечно! Тот поселок, в котором ты был, – один из многих, хотя, может быть, и самый крупный. Таких селений люди уничтожили много – две или три руки.
– И что, везде как там, да? Вместе с детьми и женщинами?
– А ты не знаешь, как это бывает? Впрочем, за их детенышами и самками люди не охотятся, – те, кто успел, убежали…
– Так все, что я видел, был лишь мелкий эпизод большой войны?! Сколько же погибло… наших и… тех?
– Разве это имеет значение? У вернувшихся очень много скальпов. – Жрец смотрел на Семена и улыбался.
– Чему ты смеешься, старик?!
– Твоему смятению. Твое сердце жаждет мести, ты хочешь убивать их и резать скальпы. Сильно хочешь!
– Да, – согласился Семен и надолго замолчал, всматриваясь в самого себя. – Ты когда-то сказал, что я воин. Ты не ошибся: бить, душить этих тварей! И скальпов мне не нужно, не надо мне их силы, не надо ни перед кем хвастаться победами – прикончить еще двух-трех, и можно умирать спокойно!
– Как спокойно умирали лоурины на твоих глазах. Только я ведь сказал, что ты воин лишь наполовину, и какая из твоих сущностей возьмет верх, еще неизвестно.
– Уже известно, жрец! Когда вернутся мои силы, когда я смогу… И никакие ваши вожди мне не запретят! Ну, что ты улыбаешься?! Тебя бы так!
Он отодвинулся, чуть привстал и задрал рубаху: края двух ран на груди слегка разошлись и сочились сукровицей. Некоторое время старик, чуть прищурившись, рассматривал шрамы на груди и животе Семена. Потом кивнул:
– Да, ТАК со мной не было. Тебе всего лишь прикладывали горящие палки и нагретые камни к коже. Нагретые не сильно – чтобы мясо не горело, иначе тело мертвеет и не может потом чувствовать внутреннюю боль.
– Внутреннюю?
– Конечно. Это когда делается надрез и раскаленный камень вставляется в рану – так, чтобы жечь и кость, и мясо.
– А ты откуда знаешь?
– Видел. Ты тоже хочешь? – Старик встал с бревна и потянул вверх подол своей рубахи.
В хирургии Семен разбирался плохо. Но то, что он увидел, было явно за пределами нормы. То ли у них тут повышенная живучесть, то ли мало болезнетворных микробов, но с такими повреждениями, по идее, человек выживать не должен. Теперь стало ясно, почему Художник так скованно двигался: многие мышцы на спине и груди у него просто отсутствовали. Кое-где кости прикрывает просто кожа. Точнее, Семену все-таки хотелось верить, что они прикрыты кожей, а не обнажены.
Он отвернулся:
– Так не бывает, жрец. С этим не живут. Так не бывает…
– Ну-ну, Семхон! Ты же видишь, что так бывает. Бывает еще и не так… Просто нужно постепенно: дождаться, когда зарастет, и снова…
– Сколько же это продолжалось?!
– Думаешь, я считал дни? Долго…
– И… Слушай, это что, тоже была Большая охота хьюггов, да?
– Была.
– И тебя спасли так же, как и меня?!
– Нет, конечно. По твоему следу шел Черный Бизон и вел воинов. По моему следу не шел никто. Просто выбивали всех хьюггов в округе. В конце концов очередь дошла и до моих «друзей».
Они долго сидели молча. Потом Семен спросил:
– Что-нибудь известно о тех, на кого хьюгги начинают Большую охоту? Это какие-то особенные люди? Как ты и я?
– Не знаю, ведь это бывает так редко.
– А вот смотри как получается: здесь три человека, которые как-то выделяются, отличаются от остальных: ты, я и Головастик. И все трое уцелели по чистой случайности, и в судьбе каждого поучаствовали хьюгги.
– Головастик?!
– Ну да, конечно! Ведь это они своим нападением обрекли его на казнь.
– Он сам обрек себя – проворонил врагов на посту.
– Думаешь, это случайность? Может быть, конечно…
– Я понимаю, к чему ты клонишь, Семхон. Только хьюгги тут ни при чем. Точнее, они лишь бессмысленное орудие в руках тьмы.
– В чьих руках?!
– Семхон, ведь ты же понял смысл нашего служения. Мы заполняем пустоту Нижнего мира, убиваем ее… Она сопротивляется… Придумай иные слова, назови по-другому, чтобы тебе было понятней.
– Но… Тут опять какая-то тайна, да?
– Тайна… Просто знание, нужное не всем.
– Мне – нужно.
– Да, я тоже так думаю. Изначальный Творец не создавал смерть. Она была всегда. Он не уничтожил ее сам. Он создал для этого людей.
– Для ЭТОГО?
– А для чего же? Ты видишь в Среднем мире еще кого-то достойного этой великой задачи? И чем меньше места остается для смерти, тем чаще выходит она на охоту. Берегись, Семхон!
– Как я могу беречься?! Забиться, как ты, в пещеру?
– Наверное, это могло бы помочь, – усмехнулся старик, – только ты не сможешь. Не сможет твоя половина.
– Та, которая «воин»?
– Конечно! Ты же живешь на распутье.
– Как могу, так и живу, – вздохнул Семен. – Только мне все интересней и интересней, как эта самая смерть, это самое мировое зло договаривается с исполнителями своей воли? Уж не через камень ли, упавший с неба?
– Разве это имеет значение – как? Добро и зло живут в каждом существе, они ниоткуда не берутся, они присутствуют в мире всюду. Когда одного становится меньше, другое увеличивается, набирает силу.
– Ты знаешь… А ведь люди будущего смогли сформулировать эту закономерность, только я не помню, чье это высказывание. Сейчас попробую перевести на наш язык… ну, примерно так: место, не занятое Богом, обязательно занимает дьявол.
– Дьявол?
– Ну, да. Это новое для тебя слово. Вообще-то многие из людей будущего считают, что это вполне конкретное существо – вечный противник Творца-Вседержителя, которого называют Богом. Только я не верю в некую личность с руками-ногами. Я понимаю это как обобщенный образ тьмы, хаоса, смерти, всего того зла, которое существует и вне, и внутри человека.
– Что ж, пусть – так. Значит, и твой противник, и мой – дьявол.
– Не знаю, не знаю, – вздохнул Семен. – Что-то получается слишком возвышенно. Посмотреть бы сначала на небесный камень лоуринов. Ладно, не будем пока об этом… Так зачем я понадобился вождю лоуринов? Почему удостоился такой чести? И вообще, при чем тут тотемный зверь?
– Изначально ткань (вещество, субстанция) жизни была единой, но Творец разделил ее. То, что было на тверди земной, так и осталось на ней – вода, трава и деревья. Ты сам видишь, как близки и неразлучны они. То, что было в самом верху, стало облаками, ветром, птицами, насекомыми – сам видишь, как близки они. То, что было посередине, разделил Творец на людей разных племен и родов. А животных он отделил от родов их, хотя некоторые считают, что было наоборот. Потому и каждый род, каждое племя имеют тех, кто был изначально в единстве с ним. Это, конечно, не значит, что люди из рода Оленя носят рога на голове, а род Зайца хорошо прыгает, но эти животные – их.
