– Ах нет, леди. Но я… я боюсь, что меня в конце концов не отпустят из дома. – Джиэн потерла глаза костяшками пальцев. – Мне так жаль.
– Что? – Ганна постаралась спросить ровным голосом. – Но майор не возражал против этого, не так ли? – Семейство Роббс было слугаями Харсовых. С рождения все они служили по дому; Роббсы не обязаны были возделывать почву, и уже не одно поколение их жило в городе. Многие занимались работами, требовавшими мастерства или доверия, словом, проживали в умеренном благополучии.
Действительно, Борс Харсов, майор полка Синей Звезды, владевший половиной всего, что было вокруг, не желал отпускать Джиэн. Он разрешал ей быть послушницей в свободное время… Да-да, конечно, в Гее все мы едины, слуга и солдат, но разрешать ей учиться дальше – дело другое. Вне зависимости от способностей данный пример может заронить строптивость в подобных ей… Но Ганна настаивала, и он не осмеливался противоречить Библиотекарю по столь важному делу, – Нет, но его младший сын Ольг – вы знаете – о, преподобная леди…
По слову Ганна вытянула из нее всю историю. В том, что Ольг совратил ее, ничего из ряда вон выходящего не было. Как и в том, что он намеревался после женитьбы сделать ее своей официальной наложницей, уважаемой в доме: молодой человек пребывал в самом порывистом возрасте. Проблема заключалась в том, что Джиэн отчаянно влюбилась и сомневалась в том, что выдержит долголетнюю разлуку с ним. Но… но… она, несомненно, наделена была Даром; а под руководством Ганны, безусловно, могла узреть все, что сулило полное Единство.
– Ах, моя бедная милочка. – Ганна остановилась. – Смотри, вот бревно, давай посидим; я тебя обниму, и ты выплачешься. Плакать – дело естественное, ты ведь знаешь. – Я тоже. А потом она преподала девушке упражнения и мантры, наконец покой к ней вернулся, нахлынув приливом. Ганна не пыталась убеждать. Решение должно было сложиться само собой… Оставалось надеяться, что девица все-таки решит уехать. Ведь здесь Джиэн никогда не получит нужной свободы, чтобы без помех исследовать Истину. Потеряет не только она сама, все человечество в целом может лишиться способной учены. Словом, утро уже давно миновало, когда они, продолжив путь, добрались до святилища. Оно представляло собой скромный приют, окруженный цветочными клумбами среди небольшого луга. Зимой Ганна ходила сюда на снегоступах, в теплой одежде, и на ощущения ее во время медитации мягко ложился иней, закрывая Вселенную, через просторы которой в вечном кружении неслась Гея. Летом можно было подумать о жизни и о себе крохотной органелле, затерявшейся на просторах энергии и среди всех чудес ее.
Ганна подняла руки. Птицы облаком окружили ее; малиновки, щеглы и синицы, пересвистываясь и чирикая, опускались на ее ладони и пальцы, она ласково касалась их тонких ножек. Выскочили олень с оленухой, пробежали мимо, но постеснялись Джиэн и не подошли, чтобы им почесали за ухом; Ганне потребовалось десять лет, чтобы добиться подобной дружбы – столь же ценной, как и Озарение – полностью оправдывавшей потраченное время. Теперь даже близкий сосед медведушко не сердясь делил с ней черничники.
Единство, единение, мир и любовь… трудно было объяснить ученикам, что боль и смерть – также аспекты того же всеобъемлющего Единства… и что сейчас, пока она стоит, окруженная своими пернатыми друзьями, белые клетки в ее кровеносных сосудах бьются против хищных бактерий; молодежь должна осознать и это – и полностью принять, иначе они не сумеют целиком слиться с Геей.
Птицы упорхнули; у них была собственная жизнь. Ганна и Джиэн вошли в приют. Внутри на бугристом дубовом пне высился скатанный ледником валун, на котором была выбита мандала. Женщины опустились в позу лотоса перед камнем.
– Я предлагаю тебе сегодня выбрать лист, – проговорила Ганна, кивнув в сторону дикой лозы, оплетавшей решетку, пропуская внутрь золотое искорки света. – Один только лист. Сделай его центром всего космоса, центром всего. – Голос ее обрел гипнотическую мягкость. – Погляди на его черешок, прожилки, бесконечные взаимопереходящие оттенки цветов, представь, как трепещет он под легшим дуновением. Представь себе весь его жизненный цикл, предшественников, клеточную архитектуру… начиная от квантов, ощути его единство с тобой.
Сама Ганна тоже закрыла глаза, стараясь распознать каждый запах из тысячи тонких ароматов, наполнявших воздух.
Грудились облака, их подгонял вперед громкоголосый ветер, затягивая небо.
Налетел дождь. Он не прервал медитации, только усилил ее. Расставшись с одеждой, женщины вышли, чтобы омыться под небом. Джиэн уже умела не замерзать в такую погоду.
Гроза миновала, кожа высохла, и обе оделись. Теперь разговор принял привычное направление. Ганна с помощью простейших предметов… веток, камней и других вещей – иллюстрировала элементарные основы физики. Эта наука трудно давалась ее ученице.
– Ты должна заучить все основы, если хочешь приблизиться к истинному Единству, – напомнила Библиотекарь уже не впервые. – Геанство не бездумный мистицизм, что бы ни думали в своей массе те, кто называют себя геанцами. Или, быть может, точнее считать, что его мистицизм порожден сердцем реальности. Люди не в состоянии воспринять мир со стороны. Это немыслимо. Волновые функции не только полагают предел точности и определенности наших познаний; они делают нас частью всего, что мы изучаем, и всего сущего на свете. Вероятность не сделается равной единице, прежде чем завершится эксперимент. Мы сами создаем реальность – в той же мере, как и она создает нас. – Ганна заметила порыв заинтересованности на лице девушки, улыбнулась и предостерегла ее:
– Да, звучит прекрасно. Безгранично прекрасно. Вселенная – это чудо. И слова мои исполнены великой звучности, но в них мало смысла. О Предельном правильнее говорить на языке математики.
Она почти слышала мысли, проносившиеся в разуме девушки. « Неужели подобное понимание не стоит… даже Его?» Чтобы предотвратить негодующее «нет!». Ганна взяла Джиэн за руку.
– Но я наговорила слишком много, – сказала она. – Утро давно состарилось, а ты только перекусила поутру. Тебе надо есть, ты еще растешь. Поворачиваем – пора домой.
Заныла старая рана. Ганна тоже некогда отказалась от любви – раз и навсегда. Брак не всегда совместим с Озарением, хотя нередко бывало иначе. Где-нибудь в просвещенном будущем все переменится, но тогда иными станут и брачные узы. Ей уже не дожить до этих времен. Когда они наступят, она уже возвратится своим существом к Жизненной Силе.
Назад они шли торопливо; молчание нарушало лишь дыхание и шаги.
