И все же в этот день стрелы не могли остановить атакующих. Неведомые прибегли к испытанному оружию - внушили противникам аквилонцев лживое чувство неуязвимости. И сейчас легионы обреченных слепо лезли навстречу убийственному ливню стрел, собственными телами прокладывая дорогу следующим шеренгам. Земля перед аквилонским строем покрылась мертвыми телами и кровью. Дорого заплатив за последние футы, враги все же дорвались до пеших воинов Конна; свист стрел сменился громовым лязгом оружия и многоголосыми воплями. Враги навалились со всех сторон, сделав ставку на численность.
Со всех направлений густо летели стрелы. Шемиты оправились от понесенного в первой схватке урона и дружно ударили; конные копейщики офирцев не щадили себя; навалились в пешем строю кофитяне; сдавленные с трех сторон, аквилонцы начали медленно, шаг за шагом отступать, все теснее и теснее смыкая ряды.
Просперо с каждой минутой становился все мрачнее и мрачнее; впервые за долгие годы знаменитый полководец попал в такое положение. Разгром казался неминуемым; сколько еще смогут аквилонцы сдерживать такой всесокрушающий натиск? А если подойдут стигийцы, на каждого воина в армии Конна придется уже по пять врагов.
Сын Конана тоже выглядел невесело. Его армия сражалась в полукольце; там, внизу, у подножия холма, ежеминутно и ежесекундно умирали люди, которых он, Конн, присягал защищать и оберегать, присягал разумно править ими; разве заслуживает он короны?
На миг в сердце Конана тоже вполз предательский ледяной холодок, однако киммериец тотчас изгнал его усилием воли. Сейчас... сейчас... пусть втянутся побольше. Киммериец верил в своих аквилонцев. Надо было продержаться эти самые первые, самые трудные минуты: сейчас напор врагов ослабнет, они поневоле дрогнут и откатятся, чтобы атаковать вновь - чтобы снова быть отброшенными.
За передовыми полками аквилонского войска в томительном бездействии стояли резервные отряды. Они ждали. Сейчас, вот сейчас их король взмахнет рукой в латной перчатке - и они, его верные воины, опрокинут этих жалких вояк, что толкутся сейчас перед стеной аквилонских щитов...
Однако Конн, как и его отец, лишь молча смотрел на развертывающуюся битву. Все поле перед ними перегораживала сплошная, густая масса врагов. Их отряды казались неисчислимыми, а из глубины равнины все время подходили все новые и новые полки. Стоя на месте, аквилонская армия оказывалась обреченной; но и атака тоже привела бы к гибели. Конн до крови закусил губу и взглянул на отца. Сам он колебался, не зная, что предпочесть скомандовать ли отход, спасая войско (что было бы, наверное, разумнее), или же, очертя голову, бросить все силы в одну, последнюю отчаянную атаку. Что еще оставалось ему делать?..
Губы Конана сжались в узкую полоску, на скулах вспухли желваки. Куда же должен быть направлен тот один-единственный удар, чтобы наверняка рассечь незримые нити, протянутые к душам противников Аквилонии на этом поле? Вокруг киммерийца, точно изваяния, застыли пятеро воительниц и посланец Крома; последний, похоже, к чему-то прислушивался.
А тем временем первые ряды аквилонского войска продолжали отступать шаг за шагом. Наконечники копий увязали во вражеских телах, мечи застревали в разрубленных черепах, щиты тяжелели от во множестве вонзающихся в них дротиков. Гандерландцы, известные своей стойкостью, вынуждены были медленно отходить, чтобы только не оказаться погребенными под грудами вражеских тел. И шемиты, и офирцы, и кофитяне, казалось, обезумели, забыв о самосохранении. Люди с размаху бросались на копья, лошади собой пробивали частоколы копей и гибли, всадники падали в самую гущу пеших воинов Конна, но, пронзенные со всех сторон мечами, успевали сразить одного или даже двух аквилонцев. Передовые полки Тарантии стояли уже по колено в крови, своей и чужой. По мере возможности командиры пеших полков старались менять воинов первой линии, давая истомленным бойцам время отдохнуть за спинами товарищей, но силы аквилонцев мало-помалу убывали, а враги сражались с возрастающей яростью.
И все же, сжимая строй, аквилонское войско держалось. Крутобокие холмы защищали его крылья; враг же, вместо того, чтобы попытаться зайти в глубокий тыл Конна, продолжал снова и снова бросать своих воинов в лобовые атаки. Для Конна это поведение офирских и кофитянских командиров оставалось загадкой, Конан же, как ему казалось, понимал, что творится: власть Неведомых оказалась небеспредельна, они могли лишь заставлять людей умирать по своей прихоти, но не выполнить сложный план тонкого маневра, требующий истинного искусства. Да и чего ради было стараться им, Неведомым? Гибнущие люди значили для них несоизмеримо меньше, чем для ребенка его куклы. Неведомые не жалели своих живых игрушек.
Посланец Крома тронул бока своего коня шпорами и подъехал к Конану.
- Мне кажется, что где-то здесь, на поле, наш общий и недобрый знакомый, горбун Зертрикс, - угрюмо сообщил он киммерийцу. - Наша единственная надежда - покончить с ним. Насколько я понял, воззвав к могучему Крому, нашему Отцу - именно Зертрикс гонит на нас сейчас этих несчастных...
Конан прищурился, вглядываясь в поле боя, словно в морскую даль. Его острый взор скользил по задним рядам вражеского войска; глаза, которые могли заметить чужой парус на самом горизонте, до рези всматривались в мельтешение крошечных с такого расстояния человеческих фигурок.
- Ты надеешься разглядеть его отсюда? - удивленно начал было посланец Крома, однако в ту же секунду Конан схватил его за руку.
- Я его уже разглядел, - с ненавистью прорычал киммериец. - Клянусь всеми богами и демонами, на сей раз он от меня не уйдет!
- Он стал более... уязвимым, что ли, - не слишком уверенно произнес посланец. - Сила прямо-таки изливается сейчас из Зертрикса... и еще я ощущаю в нем какую-то боль, словно от некоей раны... Но все это так зыбко и неопределенно... Проклятье! Как я ненавижу эту неопределенность! - внезапно взорвался слуга Отца Киммерии. - Но постой! Ты говоришь, что видишь Зертрикса?!
- Вижу, - неотрывно глядя куда-то вдаль, бросил киммериец. - И я не я буду, если мы сейчас не попробуем пощекотать его острием!
Конан повернулся к молчаливым, подавленным воительницам.
- А ну-ка, подружки! - громыхнул он. - Любовное томление еще не вытеснило из ваших прелестных головок умение держать меч?! Если нет - то за мной!
- С нами Кром! - вскричал посланец, вздымая на дыбы своего коня и, вслед за Конаном, бросил его вскачь вниз с холма. Пятеро воительниц устремились за ними.
И тут все, стоявшие подле королевского штандарта Аквилонии, увидели, что вокруг стремительно несущейся семерки всадников закружилось серебристо-зеленое облако тонкого, прозрачного пламени. За спиной Конана распустился удивительный кроваво-красный плащ из чистого огня. Подняв меч, киммериец мчался прямо на ряды аквилонских воинов; закричали десятники, лучники и копейщики спешили освободить дорогу Великому Королю, пусть и отрекшемуся от престола. Не прошло и нескольких мгновений, как киммериец верхом на своем вороном врезался во вражеские ряды.
