Ознакомительная версия.
- А я и есть самый гнусный из всех конгарских выродков, - сказал он наконец. - И что с того?
- А ничего, - ответил я. - Кроме того, пожалуй, что никто не заслуживает предательства, а вас предали все, кто только мог.
- Все, кроме тебя, да? Уж ты- то, наверное, переменил мнение о старом Конкасе, когда увидел, как эти псы вцепились ему в ляжки? Отвечай!
- Нет, - сказал я. - моё мнение осталось неизменным. Но это неважно: важно то, что я тоже вас предал.
- Как это?
- Я был свидетелем на процессе против вас. Я мог встать и сказать, что негоже судить творение собственных рук. Или даже так: нечего пенять зеркалу, коли рожа крива.
- Так бы они тебя и послушали, - проворчал Конкас, смягчаясь.
- Разумеется, - согласился я. - Но попробовать стоило.
Пауза.
- На самом деле, всё это чушь, - Конкас зевнул и почесал спину. - Плохо другое: три раза в день, на завтрак, обед и ужин, мне дают одно и то же - мороженую картошку. Нельзя ли с этим что- нибудь сделать?
Я пожал плечами.
- Напишите жалобу.
- Э! - отмахнулся Конкас безнадёжно. - Я писал.
- Охранники могли её потерять. Напишите ещё раз.
- Я устал писать по- вашему. У вас, землян, какой- то идиотский язык. На нём ничего нельзя написать по- человечески.
- Напишите по- конгарски.
- Здесь никто не читает по- конгарски, - он скорчил гримасу. - И никто не говорит.
Услышав эти слова, я вдруг ощутил, насколько он - вождь, полководец, дикарь, существо, без сомнения, грубое и жестокое - беспомощен и одинок. Оторванный от своего народа, впервые предоставленный самому себе...
- Кон нес тромерен ка? - сказал я. - Кон этва коннеро донет.
- Нес ка? - отозвался он. - Дун терва кон нонес. Эсто.
- Хорошо, - кивнул я. - Попробую чем- нибудь помочь.
- Да уж постарайся.
Мы замолчали. Пускай теперь я отчасти понимал его, разговор зашёл в тупик. Я чувствовал себя неловко: зачем я выторговал для посещения целый час? К счастью, положение спас Конкас.
- Значит, ты из "Голоса Новой Трои", - вздохнул он. - Хорошая газета. Любо- дорого было смотреть, как она нахваливала самые бессмысленные мои поступки. Помню, я приказал своему племени неделю ходить кверху ногами, и вы писали, что это справедливое и мудрое решение, поскольку данный способ передвижения заставляет кровь приливать к голове. Раз уж ты пришёл, скажи правду: зачем нужно было лизать мне задницу, прежде чем утопить в дерьме?
- Они не виноваты, - сказал я. - Вас хвалили потому, что вы были в моде. Вы были примером того, что даже из конгара при грамотном руководстве можно сделать человека - или, по крайней мере, его подобие. Заниматься вами было хорошим тоном. Увы, наше бывшее руководство больше не считается грамотным, а для землян вы - досадная ошибка, исправить которую надлежит как можно скорее. Мы осудили вас потому, что не могли осудить сами себя. Такова правда. Мне жаль.
- Знаешь, - сказал Конкас задумчиво, - где- то в глубине души я обо всём этом догадывался. Никто ничего не делает просто так, и тем забавнее, что ваши хлыщи из Консультативного совета, сами того не зная, достигли цели. Да- да, я превратился в человека. Может, в никудышного, но в человека. Вижу, ты улыбаешься. Напрасно. Каждому конгару, который захочет стать человеком, я выдавал бы пачку обезболивающего.
- Зачем? - спросил я, хотя знал, что он скажет.
- Потому что когда становишься человеком, ты начинаешь чувствовать чужую боль. А я причинил много боли. Очень много.
- Кто бы мог подумать, - пробормотал я. - Конкаса из Румбы мучает совесть. Хороший заголовок для "Голоса".
- Издеваешься, мальчишка? - спросил он недоверчиво.
- Нет. Просто не возьму в толк: почему вы вообще задумались об этом? Вы же Конкас из Румбы, в конце концов! Зря вас, что ли, называли братоубийцей, насильником и осквернителем святынь?
Конкас из Румбы вздохнул.
- Должно быть, я просто стар, - сказал он. - Да и приговор располагает к подобным мыслям. Неужели я первый конгар, которого казнят по земным законам?
- Не первый. Первым был Троммевер из Хузы. Он украл два куска лавандового мыла, а на суде сказал такое, что я не рискну повторить.
- И тут первыми пролезли, сволочи, - сказал Конкас и сплюнул. - Эти ублюдки из Хузы даже украсть нормально не могут. Если воровать, то жратву - и никак иначе! Так что же, повесили его, этого Троммевера?
- Расстреляли.
- Хрен редьки не слаще. Теперь я должен плестись позади этого дурака! Мало мне неприятностей!
Я с трудом сдержал улыбку. В этом все конгары: в одно и то же время они вызывают и сострадание, и смех.
- Не расстраивайтесь, - подбодрил я его. - Может быть, всё переменится. Вполне возможно, что вас ещё оправдают. Такое было - посмертно, но было. К тому же вы совсем не старик. У вас, может, вся жизнь впереди.
- Нет, - покачал головой Конкас. - Мне шестьдесят три, и это конец. Довольно грустно, - продолжил он, вновь меняя направление беседы, - в полной мере осознавать себя человеком, и понимать, что ничего нельзя исправить. Неужели и с вами, землянами, точно так же: понимание жизни начинает мерцать перед вами лишь тогда, когда жизнь вот- вот кончится?
- Наверное, - сказал я. - Мне трудно судить о таких вещах.
- В таком случае, это несправедливо.
- А справедливости, скорее всего, и нет.
- Тем хуже, - продолжал Конкас. - Тогда я перестаю понимать: зачем я здесь и за что меня судят. Даже так: а зачем всё? Вот человек, который всю жизнь лгал, убивал, предавал и был абсолютно счастлив. И вот он в тюрьме - мало того, что разоблачён и низвергнут, так ещё и осознал в полной мере своё ничтожество и самодурство. Так вот я спрашиваю: для чего? К чему ему это знание? Утешением оно не послужит, и надежды на спасение не даст. Для чего приговорённому к смерти лишние муки? Почему я стал человеком именно сейчас? Почему не раньше - тогда, когда меня всеми силами к этому подталкивали? Что мне с того, что я вижу прежние ошибки? Разум мой слаб и не может охватить всего. Как это мучительно: чего- то не понимать! Знаешь, я, в сущности очень глуп. Теперь мне не стыдно в этом признаться. Чтобы разложить всё по полочкам, мне отчаянно не хватает мозгов. Единственное, что доступно моему сознанию - смутное понимание того, как нелепо всё складывается в этом мире. Эх! Я был прав, когда на суде требовал всё изменить. Человеческий разум должен быть устроен так, чтобы его носитель хоть что- нибудь понимал в течение жизни, а не бился раз за разом обо все острые углы, что подсовывает Вселенная.
- Да, - сказал я, - Это было бы неплохо. Но человек и так способен делать выводы из своих ошибок. Тут вы неоригинальны.
Конкас покачал головой.
Ознакомительная версия.
