— Туда, на свою планету… Возьми, Эдя! Я буду тебе верной женой, вот увидишь! Не женой — тенью, если хочешь — твоей госпожой и повелительницей.
Читатель, наверно, заметил, что в словах Даши смешались самые, казалось бы, несовместимые представления. С одной стороны — тень (в фигуральном смысле, разумеется), а с другой — госпожа и повелительница… Но это объясняется очень просто. В быту здешние мужчины любят подчиняться женщинам. И, кстати, женщина здесь почитается тем больше, чем скорее она становится госпожой и повелительницей.
— Но это невозможно! Каждый, кто летит в космос, рискует жизнью.
— Я готова на все!
— Мы можем ведь и не долететь… Допустим, что-то поломается, выйдет из строя, и мы вынуждены будем опуститься на какую-нибудь необитаемую планету…
— Это прекрасно, Эдя! Мы положим начало новому человеческому роду. Чем плохо?
— А если и доберемся до планеты Земля, то, знаешь, там не так сладко, как тебе, может быть, кажется. В деревнях, и особенно в городах, мужчины и женщины сходятся и расходятся с легкостью, которая уму непостижима. Верность и честь мужчины (главным образом молодые мужчины) давно предали забвению, и нет на них никакой управы.
— Я готова на все! — повторила Даша с решимостью приговоренной к распятию.
— Но все это еще цветочки, Даша. Только цветочки… Земля — суровая, часто — жестокая планета, люди там беспрерывно враждуют друг с другом, стараются уничтожить один другого с помощью орудий, о которых лучше и не вспоминать… — И я выложил все, что когдато, еще в средней школе, прочитал в газетах и журналах. Я не жалел красок и надеялся, что Даша сейчас схватится за голову и пустится наутек. Ничего подобного.
— Я готова на все! — в третий раз, еще решительнее, произнесла она и упала передо мною на колени.
Признаться, я растерялся.
— Ну, зачем же так?.. Ну, встань, встань, нельзя же, в самом деле…
Но Даша и не думала вставать.
— Я люблю тебя, Эдя, и готова на все! — Глаза ее по-прежнему были полны слез.
Я силой заставил Дашу встать. Вынув носовой платок, вытер ей глаза, щеки. Она улыбнулась — тихо и застенчиво — и тяжело вздохнула. Я подумал, что не только ее сердце, но и все ее тело дышит любовью.
И тут, именно в этот момент, в голову пришла счастливая мысль. Если женщина равнодушна к моральным устоям и всяким земным ужасам, то остается одинединственный способ оттолкнуть ее, эту женщину, подумал я, — сказать, что у нее кривые ноги. Пусть ноги у нее будут, как у Венеры Милосской, неважно, говорите, что они кривые, и вы достигнете своей цели.
— Слушай, Даша, тебе больше подойдут длинные юбки, — сказал я, отступая и приглядываясь.
Она тоже отступила и тоже уставилась на меня ничего не понимающим взглядом. «При чем здесь длинные юбки?» — казалось, говорил ее взгляд.
— Понимаешь, Даша, у тебя кривые, некрасивые ноги… Показываться с такими ногами у нас, на Земле… Ну, знаешь! — Я передернул плечами.
— Ага! — вся просияла Даша.
Я не знал, чем вызвано это сияние, и раздраженно спросил:
— Что ага?
— Ага! — повторила Даша тем же тоном. — Когда мы прилетим на твою планету, я возьму сразу десять длинных юбок… Вот таких! — И она провела рукой по щиколоткам.
— А где ты возьмешь деньги, дуреха! — сказал я и осекся. Ведь Даша, наверно, уже забыла о том, что такое деньги… Пришлось объяснить, что у нас люди сперва зарабатывают деньги, а потом уже тратят их, то есть покупают, что им надо и не надо.
Кажется, я объяснял достаточно популярно. И все же Даша ничего не понимала.
— А без денег? Без денег ничего не дают?
— Не дают, Дашенька. Ничего, ничего не дают… У нас на Земле порядки в этом смысле никуда не годятся. Мы хотим их изменить, и наверняка изменим…Я запнулся. В голову пришла гениальная идея, за которую я ухватился обеими руками. — Эврика, Даша, эврика! — воскликнул я не своим голосом, так что Даша даже вздрогнула. — Когда мы изменим порядки, то есть свалим все деньги в кучу и устроим грандиозный костер, я прилечу за тобой, вот увидишь!
И что бы вы думали? Мысль насчет изменения порядков Даше определенно понравилась. Во всяком случае, она заставила ее задуматься. А я, не теряя времени даром, принялся убеждать, вернее — разубеждать ее дальше.
— Понимаешь, Дашенька, сейчас на Земле полная неразбериха, чего греха таить! Но люди не сидят сложа руки. Люди думают и — я верю в это обязательно что-нибудь придумают! Если не сейчас, то позже, но — придумают, будь спокойна! И тогда… и тогда я прилечу и заберу тебя.
— Но тогда я буду старая… И ты мне будешь не нужен! — Лицо Даши перекосилось в жалкой гримасе.
— Да, ты права — старая. И я тоже буду старый… Но это ничего не значит. Сюда прилетит мой сын и женится на твоей дочери, и возьмет ее с собой на Землю… А разве это не одно и то же?
Даша утвердительно закивала головой. Я был рад, что все кончилось как нельзя лучше.
— Ну вот, умница! — сказал я, беря Дашу на руки. — Я тоже ведь люблю тебя… И насчет кривых ног — это я так, сдуру, ты не верь… Ноги у тебя чудесные! Если бы я жил здесь, на этом шарике, поверь, и минуты не стал бы колебаться… Мы с тобой, Даша, нарожали бы кучу детей — я люблю детей — и воспитали бы их настоящими людьми. Но я, кажется, заговорился? Пора, Даша, пора!.. Ты знаешь, где стоит мой корабль? Интересно, кто тебе сказал? Гоша, Сашка, Федька? Ни тот, ни другой, ни третий? Кто же тогда?.. Ну, да это уже не имеет значения. Я хочу сказать — послезавтра не приходи меня провожать, не надо! Во-первых, учти, слишком близко подходить нельзя — обожжет, — а, во-вторых… я не хочу, чтобы ты лишний раз волновалась.
И я зашагал дальше. Отойдя шагов десять, я оглянулся. Вдали, среди громадных лиственных и хвойных деревьев, виднелась стройная фигурка в белом. Это была Даша. Она стояла, привстав на цыпочки, и махала руками.
VIII
Прошло около часа, как я приземлился на какой-то странной планете. Когда я летел сюда, в космос, никакой планеты на пути не было видно, и вдруг… Я даже вздрогнул от неожиданности. Что делать? Переключив корабль на ручное управление, я стал медленно снижаться и скоро почувствовал под собою нечто твердое.
— Ну, Эдя, кажется, тебе опять пофартило, — сказал я вслух, прислоняясь к иллюминатору.
Замечу кстати, что наедине с самим собой разговаривать вслух просто необходимо. Космос коварен прежде всего тем, что человек не чувствует движения. В конце концов начинаешь думать, будто все время болтаешься на одном месте. Есть от чего сойти с ума! И вот тут-то бодрые, даже патетические разговоры с самим собой оказываются подслащенной пилюлей.
С этой целью надо вообразить собеседника и помаленьку, исподволь, донимать его каверзными вопросами.
