— Ата? — глухо повторил старик. Качнул головой. — У меня нет детей. У меня никого нет. Были стихи, песни… Асфандияр сжег. Глупец! Как будто песню можно сжечь или повесить… Их все равно поют!
Он рванулся, загремел цепями, то ли закричал, то ли запел хриплым, дребезжащим голосом:
Асфандиер хон болды,
Багрымыз кара кан болды!..[51]
Симмонс взглянул на Эльсинору. Она плакала, дрожа всем телом в своем тоненьком летнем платьице. «Черт меня дернул затеять все это! — подумал он с досадой и запоздалым раскаянием. — Знал ведь, что здесь холодно!»
— Хо-ой, молла Аваз! — послышался рядом чей-то гнусавый насмешливый голос. Симмонс стремительно обернулся: неизвестно откуда взявшийся пожилой священнослужитель в чалме и стеганом халате злорадно улыбался, опираясь на длинный, до блеска отполированный ладонями посох и не сводя глаз со старика. Юный Аваз его явно не интересовал. — Хой, молла Аваз! Опять людей баламутишь! Не боишься аллаха, мусульман постыдился бы, богохульник! Отступник! Покайся! Пади в ноги их величеству Асфандияр Богадурхану! Моли о помиловании, гордец!
На старика страшно было смотреть. Скованный целями, он весь напрягся, величественно вскинул голову, неистово сверкнул глазами. Пораженный внезапной переменой, Аваз отступил на несколько шагов, не сводя глаз с прикованного к дереву безумца.
— Пошел прочь! — загремел яростный голос старика. — Прочь, раб! Прочь, дерьмо!
— Я — дерьмо?! — возмутился священнослужитель. — Я — шейх святого мазара Иморат-бобо — дерьмо?!
— Проклятье подлому роду твоему до седьмого Колена! — неистовствовал старик, гремя цепями.
— Замолчи! — взвизгнул шейх и, вскинув над головой посох, ринулся на обидчика.
Аваз стремительно шагнул вперед, схватил шейха за ворот халата и рванул на себя.
Шейх крутнулся вокруг своей оси и рухнул на четвереньки. Покатилась, разматываясь на ходу, чалма. Шейх схватился руками за плешивую голову и, взвыв дурным голосом, бросился теперь уже на юношу. Аваз отвесил ему звонкую оплеуху, но тот вцепился в его халат и, падая, увлек за собой.
Со стороны мазара послышались чьи-то встревоженные голоса. Нельзя было терять ни минуты. Симмонс взял Эльсинору за руку, шагнул к дерущимся и, обхватив их свободной рукой, кивнул жене:
— Включай времятрон, Люси!
Появление их не осталось незамеченным: шарахнулись, всхрапнув, бараны возле хауза. Один — коричневый, казахской породы — сорвался с привязи и неуклюжими скачками помчался вокруг водоема.
Удалявшийся по аллее. Ислам Ходжа оглянулся и в изумлении сдвинул на затылок папаху.
— Откуда вы взялись? Клянусь аллахом, только что вас тут не было. Говори, Аваз!
Юноша оттолкнул от себя продолжавшего цепляться шейха, тот шлепнулся на зад и оторопело завертел плешивой башкой:
— Где я?
— А это еще кто? — строго поинтересовался кушбеги. — Как ты сюда попал, вор?
— Где я? — продолжая таращиться, плаксиво повторил шейх.
— Позвольте я вам все объясню, кушбеги, — шагнул вперед Симмонс.
— Кушбеги? — продолжая сидеть, дурашливо хохотнул шейх и икнул. — Ислам Ходжа? Не может быть. Того давно земля поглотила. В фаэтоне возле самого дома зарезали, ночью. Своими глазами видел, как хоронили.
— Что бормочет эта свинья? — угрожающе ощетинился кушбеги.
— Не обращайте внимания. — Симмонс взял Ислама Ходжу под руку. — Так вот, я с супругой прогуливался по саду и случайно встретил здесь этого молодого человека.
— Он — сын ханского брадобрея, — кушбеги все еще метал в шейха злобные взгляды.
— Знаю, — кивнул Симмонс. — Мы уже успели познакомиться. Обаятельный юноша и начитан, должен сказать.
— Еще бы! — Кушбеги поправил папаху на голове. — Он и поэт превосходный.
— Это делает ему честь, — кивнул Симмонс. — Но послушайте, что было дальше. На этом вот самом месте выскакивает вдруг, — Симмонс огляделся по сторонам, — вон из-за того виноградника этот придурок и набрасывается на мою супругу.
— Он?! — усы у Ходжи Ислама встали торчком, как у разъяренного тигра. — На вашу супругу?!
Между тем шейх уже оправился от первого потрясения, встал с земли и с явным интересом прислушивался к разговору, кивая головой и саркастически посмеиваясь. Сзади к нему подошел сорвавшийся с привязи баран, принюхался, задрав голову, фыркнул и начал пятиться.
— Аваз, конечно же, схватил негодяя, — продолжал Симмонс, — завязалась потасовка, и тут подоспели вы, кушбеги. Не обращайте внимания на его болтовню, он явно помешанный. Вы только взгляните, как он одет! Разве нормальный человек станет ходить летом в ватных штанах и стеганом халате?
Баран продолжал пятиться, уставившись в одну точку, и точка эта находилась ниже поясницы ничего не подозревавшего шейха.
— Ты, вонючая скотина, посмел оскорбить гостей его величества!! — зарычал кушбеги, надвигаясь на шейха.
Надо отдать шейху должное — любой спасовал бы перед таким натиском. Шейх не спасовал. Шейх вытянул вперед руку, сложил пальцы в кукиш и завертел им перед носом остолбеневшего от такой неслыханной наглости кушбеги.
— А вот это видел? Самозванец! «Его величество, его величество!» Да я, если хочешь знать, каждую неделю с Асфандияр Богадурханом вижусь. С глазу на глаз, не то, что другие. Да мы с ним…
— Что он мелет? — Ислам Ходжа все еще не мог опомниться от изумления. — Вы слышите, что он болтает? Асфандияр — хан? Асфандияр — тура,[52] ишачья твоя башка! И мой зять!
— Хи-хи! — шейх злорадно прищурился, и, продолжая вертеть дулей, погрозил Исламу Ходже указательным пальцем левой руки. — Хочешь мне голову заморочить? Не выйдет. Пойди на Сарайбазаре дурака поищи. Асфандиярхан правит в Хиве с тех пор, как Мухаммадрахимхан Второй Феруз, царствие ему небесное, покинул этот мир. Любой девана[53] тебе его мавзолей укажет.
— Да тебя за такие разговоры!.. — задохнулся Ислам Ходжа и, круто повернувшись, хлопнул в ладоши. — Эй, стража!!
Баран между тем, продолжая пятиться, ткнулся курдюком в ствол карагача, замер на мгновенье и, стремительно набирая скорость, рванулся вперед, выставив перед собой крутые рога.
Таранящий удар пришелся точно в цель: взбрыкнув руками и ногами, шейх птицей взвился в воздух и оседлал шею стоявшего перед ним кушбеги. Тот повалился на спину, а шейх со всего размаху плашмя грохнулся наземь, пропахал по инерции метра два и неподвижно распластался на дорожке аллеи.
Все это произошло в считанные секунды. Симмонс успел лишь заметить краешком глаза коричневую молнию, которая ударила шейха в зад и, как по волшебству, превратилась в барана. Баран торжествующе мемекнул и, как ни в чем не бывало, трусцой отправился к своим сородичам под карагачи.
