Кивнув на прощание, незнакомец исчез в возбуждённой толпе.
А пирушка была в полном разгаре. Теперь уже веселились все – и разнузданные девки, и остервенелые мужики, и сами Хозяева, поменявшие по пять-шесть кормушек.
Отсидеться в сторонке Темняку не удалось. Неведомая сила, словно пленника на аркане, доставила его к кормушке, где блаженствовала Стервоза. Упреждая её желания, он плюхнулся в темно-красную жижу, напоминавшую томатный сок. Пойло в общем-то было вполне сносное – в меру солёное, в меру терпкое, в меру дурманящее. Вот только пить, сидя прямо в стакане, наподобие мухи-алкоголички, он как-то не привык.
Скоро душенька Темняка утешилась, как после целой бутылки водки. Заодно поплыло и сознание. Он уже и не помнил, как, покинув свою благодетельницу, вновь оказался в центре зала. А может, это именно она и послала его туда. Если имеешь призового бульдога, почему бы лишний раз не похвастаться его боевыми качествами.
Удары градом сыпались на Темняка, но он успевал отвечать на каждый, причем, как говорится, сторицей, не скупясь. Трудно было подсчитывать соперников, отправленных в нокаут, но в конце концов коварный удар в затылок доконал и его. Всё дальнейшее Темняк вспоминал уже урывками.
Вот он вприсядку пляшет с голой девкой и её пышные груди, перемазанные чем-то вроде яичного желтка, раз за разом шлёпают его по лицу.
Вот он вместе с мохнатым мальчиком и девочкой-крохотулечкой, на поверку оказавшейся не такой уж и юной, как это виделось вначале, сидит возле перевёрнутой кормушки и вылизывает засохшие остатки ядовито-зеленого пойла.
А вот в зале всё волшебным образом меняется. Затихает шум, пустые кормушки исчезают куда-то, глухой купол потолка превращается в голубое небо, а прямо из пола вырастает могучее корявое дерево, пробуждающее ассоциации с пушкинским «Анчаром». На дерево запрыгивают двое Хозяев – две пёстрые плоские лепешки, одна из которых пылает, словно бенгальский огонь, и, соединившись, сворачиваются в плотный свиток… Но это уже, скорее всего, имело отношение к пьяному бреду…
Ночь Темняк вновь провел со Стервозой, но сейчас её холодное, как у ящерицы, тело, действовало на перебравшего Темняка самым благотворным образом. Не зря ведь некоторые выпивохи, продрав глаза, требуют себе лед или смоченное в холодной воде полотенце.
Проснулся он, судя по ощущениям, уже в середине дня и сразу застонал от боли, которая ночью почему-то не давала о себе знать. Болело абсолютно всё – разбитая рожа, натруженные мышцы, вывихнутые пальцы, отравленные неведомым дурманом потроха, а заодно и совесть. Принимать участие в таком позорище ему уже давно не случалось. Весело жилось хозяйским любимчикам, даже очень.
Его соложница (если только этот изящный эвфемизм, придуманный некогда Набоковым, был применим к чужеродной твари) уже давно уползла куда-то по своим непонятным делам. Беспокоить слуг не хотелось. Оставалось действовать, полагаясь только на свой здравый смысл.
Сунувшись к кормушке, Темняк обнаружил там что-то прохладное, кисловатое и не слишком густое.
На сей раз он лакал хозяйское пойло уже без всякой брезгливости.
Хоть и не сразу, но полегчало. Голода не ощущалось, но зато с неудержимой силой тянуло на блуд. Темняк уже решил было навестить Зурку, которая, как он полагал, под личиной недотроги скрывала влюбчивость и сладострастие, но вовремя вспомнил про обещание, данное Цвире.
Есть вещи, которыми нельзя пренебрегать ни при каких условиях. И одна из них – собственное честное слово. Если бы все придерживались этого правила, мир, несомненно, стал бы лучше. Не пришлось бы тогда везде и всюду употреблять парадоксальную формулировку: «обещал, но сделал».
Темняк решил вздремнуть ещё немножко, но тут, как на беду, явился Цвира. Только его сейчас и не хватало!
– Хорошо вчера погуляли, – молвил он не без злорадства. – И кто же это тебя так отделал?
– Хозяйка зацеловала, – буркнул Темняк. – Ты бы лучше в другой раз зашёл, а то я отдыхаю.
– Следующего раза может и не быть, – заявил карлик в категорической форме. – Разве не ты просил меня устроить побег?
– Просил, – вынужден был признаться Темняк. – Ну и что?
– Не передумал ещё?
– Нет.
– Тогда пошли.
– Прямо сейчас? – с великой неохотой поинтересовался Темняк.
– А зачем откладывать? Есть возможность выбраться на крышу Острога. Завтра такой возможности, скорее всего, уже не будет. Придётся ждать ещё целую вечность.
– Только на крышу? А дальше?
– Дальше поступай как знаешь. Или тебя это не устраивает?
– Устраивает, – ответил Темняк, мысли которого были невнятными, как бормотание пьяницы. – Но сейчас я как-то не готов…
– Дело твоё. Но больше меня об этом не проси, – Цвира демонстративно повернулся к нему спиной. – Прощай.
– Погоди! – встрепенулся Темняк. – Сейчас… Дай опомниться. И далеко это?
– Смотря как считать. Если напрямик, то близко. А плутая, далеко.
– Пошли напрямик. Он поможет, – Темняк потянулся к «букету», висевшему на своем обычном месте.
– Ты что! Даже думать не смей, – Цвира придержал его руку. – Всё немедленно станет известно Хозяйке. Тебя она, возможно, и пощадит, а со мной расправится самым беспощадным образом.
– И что ты тогда предлагаешь?
– Поплутаем немного. Время потеряем, зато живы останемся.
Хлебнув напоследок из кормушки, Темняк заковылял вслед за Цвирой. Случись сейчас какая-нибудь потасовка, и он сдался бы на самой первой минуте. После вчерашних похождений Темняк ощущал себя не человеком, а отбивной котлетой, сбрызнутой водкой, посыпанной кокаином и вываленной в блевотине… Хотелось забыться ещё часиков на пять-шесть, а тут приходилось тащиться куда-то в неведомую даль.
В пути Цвира все больше помалкивал и на вопросы Темняка отвечал односложно: «Потерпи», «Там всё узнаешь», «Отстань от меня».
Скоро они оказались среди хитросплетения самых разнообразных труб, тянувшихся во всех направлениях. Так, наверное, выглядел бы орган с точки зрения церковной мыши. Горловины труб были закрыты не призрачными пробками, а обыкновенными люками, как сплошными, так и перфорированными (последние напоминали не то дуршлаги, не то решётки мясорубок).
Поплутав среди труб, Цвира без всякого видимого усилия сорвал люк с самой толстой из них и сказал:
– Если пойдешь по ней никуда не сворачивая, то доберешься до лестницы, которая и выведет тебя на крышу Острога.
Там, куда вела труба, что-то происходило, поскольку воздух из неё вырывался порциями – порция затхлого, порция свежего и так далее. Теперь, когда в голове Темняка немного прояснилось, услужливость Цвиры, преступные наклонности которого читались на роже яснее ясного, стала казаться ему подозрительной.
