Ознакомительная версия.
– Может, да, а может, и нет, – Медведев заложил руки за спину и качнулся с пяток на носки. Потом обратился к ожидавшей в молчании группе ученых:
– Ну что ж, начнем, пожалуй… – пауза. – Посмотрим, на что годятся птенцы гнезда аристархова, а?
Костромин тут же занял место за пультом, а Засулович с Каневским разместились по обе его стороны, в боковых операторских креслах. Трубников же остался у двери, видимо, чтобы сохранить лучший сектор обзора. Оттуда ему хорошо были видны и мониторы на пульте, и кресло между двух зеркальных полуцилиндров.
Клюев прошел в центр помещения, сел, откинулся на спинку, сделал несколько движений, устраиваясь поудобнее, и расслабился, прикрыв глаза. Солдат, внимательно осмотрев диспозицию, передвинулся к окну и замер в ожидании.
– Внимание! – произнес Костромин в интерком. – Начинаем.
И все застыло. В первые секунды, тягучие и тяжелые, казалось, что ничего не происходит. Потом Медведев, тоже, вероятно, полностью вписавшийся в эту неподвижную картину и напряженно наблюдавший за Максимом, почувствовал в нагрудном кармане своего пиджака некое шевеление. Он с удивлением глянул вниз и обнаружил, что его любимый золотой «Паркер» покинул свое убежище и завис буквально в паре сантиметров от его лица, затем дрогнул и медленно поплыл к распластанному в кресле испытателю. А тот в последний момент поднял правую руку и, не открывая глаз, принял его на ладонь. Лишь после этого действа летчик приподнял веки и спокойно спросил:
– Ну, как?
– Впечатляет, – в тон ему ответил Солдат, сохраняя на лице невозмутимое выражение. И, не обращая внимания на зашумевших у пульта сотрудников института, добавил. – А что-нибудь посущественнее можете?
– Как скажете, – Максим сделал легкий отстраняющий жест, и ручка вернулась на свое законное место, причем на этот раз советник президента не уловил никакого движения в воздухе. – Посмотрите за окно.
– Смотрю, – Медведев сосредоточился на пейзаже.
– Скамейку видите?
– Которую?
– Ту, что поближе к нам, у фонарного столба.
– Да, – Солдат с интересом пригляделся. Скамейка была старой, еще прошлого века, но ухоженной. На массивном чугунном основании покоились тщательно покрашенные в голубоватый цвет перекладины, плавным изгибом переходящие с сиденья на спинку. На боковинах лежали шапки снега, но середина оказалась расчищенной. Видно, кто-то пристраивался ненадолго. Массивные ножки, напоминающие львиные лапы, намертво вмерзли в ледяную утоптанную тропинку и виднелись только наполовину. В общем, неприглядный зимний антураж.
– Показываю, – тихо сказал Клюев и опять прикрыл глаза.
За спиной контрразведчика тут же вырос Доктор и тоже сосредоточенно уставился в окно.
Скамейка резво прыгнула вверх, выдирая и разбрасывая причудливые куски слежавшегося до непробиваемой плотности снега и льда, ее по спирали понесло выше, как будто невидимый смерч закружил ее в своих объятиях, но вдруг передумал, потому что она круто остановилась, словно в оцепенении, медленно развернулась торцом к зданию института и снова замерла. Неожиданно она рванулась вперед, как снаряд, выпущенный из гигантского призрачного орудия, и, со свистом рассекая воздух, понеслась к окну седьмой лаборатории. Она летела быстрее, чем расширялись зрачки Солдата, который даже не успел среагировать на изменившиеся обстоятельства. Трубников за его спиной тоже впал в ступор. «Все! – мелькнула шальная мысль. – Доигрались!»
Скамья, впрочем, не врезалась в стекло. Она недобрала до него каких-нибудь пять сантиметров, неподвижно повиснув перед потерявшими сцепление с реальностью зрителями. И пока Доктор сглатывал тугой комок, застрявший в горле, она исчезла.
И объявилась там, где и пребывала прежде. Как ни в чем не бывало.
Солдат начал медленно оборачиваться.
Максим открыл глаза и невидящим взором посмотрел в пространство.
«Финиш! – раздался голос Олега. – После такой демонстрации надо линять как можно быстрее».
* * *
Звонок Ильина был неожиданным для Медведева. Он с досадой подумал, что настырный Вознесенский, видимо, добрался и до президента. Поэтому сейчас, расположившись на заднем сиденье джипа, стремительно мчавшегося из аэропорта в сторону столицы, распугивая попутные машины звуками сирены и лихорадочным миганием маячков, он пытался выстроить хоть какую-то систему в сложившейся к этому моменту ситуации, а заодно немного пригасить неприятные ощущения от, прямо скажем, неудачного визита в Институт психофизики.
Мальчишки, думал он с тягостью и, одновременно, каким-то едва уловимым уважением, талантливые мальчишки. Хлебнем мы еще с ними. В рамки их ставить надо. Пытаться ставить, поправил он себя. Объяснять, растолковывать, вдалбливать, наконец. Как же, усмехнулся его альтер-эго, ты уже пробовал, они тебе сами лучше, чем кто-либо другой, объяснят, тем более, что видят тебя насквозь. Ну, правильно, наорал, вернее, нашипел, ярость требовала выхода (больше – страх, уточнил альтер-эго; да, да, конечно, и страх тоже), пар надо было выпустить, вот и сорвался. А кто бы не сорвался после такого! Ни хрена себе, двухсоткилограммовая скамеечка, как пушинка, содрана с места и брошена в него. Ее и отковырять-то из ледяных наростов без лома, какой-то матери и, по крайней мере, получаса времени невозможно. И это невзирая на противодействующее поле, созданное зеркалами. Вот и потерял контроль, понесло. «Сопляк! Идиот! Ты мог убить нас!» Как он ответил-то? «Убивать и приказывать убивать – ваша прерогатива, а мы как раз стараемся этого не делать. Нам это не нравится. К тому же, если меня просят показать что-либо посущественнее, я показываю, причем так, чтобы это произвело впечатление, но гарантировало полную безопасность. За свои поступки я отвечаю». Уел, короче. В общем, их перепалка в узком семейном кругу, под озадаченными взглядами остальных присутствовавших, но не вмешивавшихся в ход словесной баталии, закончилась тем, что открылась дверь, и заглянувший в нее Варчук сказал: «Макс, не трать слов попусту. Нам пора».
И когда он, Олег Медведев, в растерянности рявкнул: «Куда? Кто разрешил?», его оглядели спокойно, без раздражения и высокомерия, и объяснили, что им разрешение не требуется, и отныне они намерены поступать так, как сочтут нужным, потому что, во-первых, им надоело быть подопытными кроликами, а во-вторых, ничего хорошего и конструктивного от пребывания именно в этом заведении они не ждут. «Настоящую свободу начинаешь ощущать только тогда, когда понимаешь, что тоже кое на что способен и не хочешь зависеть от прихотей и целей других людей, если, конечно, они не совпадают с твоими собственными. Вы слишком привыкли командовать. Вам надо пересмотреть свое отношение к действительности. В самое ближайшее время, вероятно, вам это пригодится».
Ознакомительная версия.
