— Я продемонстрирую вам свои сверхъестественные способности, — сказал я Лорену, — если вы угостите меня сигаретой.
Может быть, благодаря этому удастся добиться, чтобы он подошел достаточно близко…
Ему было известно кое-что о возможностях моей руки. Он знал пределы ее досягаемости, поэтому положил всего одну сигарету на краешек сервировочного столика на колесах и толкнул его в мою сторону. Я поднял сигарету и засунул себе в рот, с надеждой ожидая, что он подойдет ко мне с огнем, чтобы я смог закурить.
— Это моя ошибка, — пробормотал он, после чего подтянул столик назад и повторил все с самого начала, но уже с зажженной сигаретой.
Не повезло. Но, по крайней мере, удастся хотя бы покурить. Я с трудом подхватил сигарету на расстоянии двух футов. Двигать своею воображаемой рукой мне пришлось довольно медленно — в противном случае, то, что я в ней держу, просто проскальзывает между пальцами.
Лорен, как зачарованный, не отрывал глаз от этого зрелища. От плывущей по воздуху, ничем не поддерживаемой сигареты, повинующейся моей воле! Глаза его при этом все больше и больше наполнялись нескрываемым ужасом. И это было очень для меня плохо. Фокус с сигаретой, наверное, оказался ошибкой с моей стороны.
Некоторые рассматривают пси-способности как нечто родственное колдовству, а людей, обладающих парапсихическими способностями, считают слугами дьявола. Если Лорен меня испугался, значит мне скоро конец.
— Интересно, — произнес Лорен. — И как далеко простираются ее возможности?
Он ведь и сам знал это.
— На длину моей настоящей руки, разумеется.
— Но почему? Другим такое удается на гораздо большем удалении. Почему же вы лишены такой способности?
Он находился в противоположном конце комнаты, в добрых восьми метрах от меня, и теперь удобно разлегся в кресле. В одной руке у него был бокал, в другой — иглопистолет. Внешне он выглядел совершенно непринужденно. Мне страстно захотелось заставить его хотя бы покинуть это удобное кресло, а уж о том, чтобы заманить его в пределы досягаемости моей руки, нечего было и мечтать.
Комната казалась полупустой, впечатление было такое, что она находится где-то в подвале. Единственной мебелью здесь были кресло Лорена и небольшой передвижной бар, если только не было еще чего-нибудь у меня за спиной.
Подвал этот мог находиться где угодно. В любом районе Лос-Анджелеса или даже за его пределами. Если на самом деле сейчас утро, то я вообще мог уже оказаться в любой точке, земного шара.
— Разумеется, — сказал я. — Другим удается дотягиваться куда дальше, чем мне. Но моему воображению не под силу вытянуть ее на несколько метров. Может быть, кому-нибудь и удастся убедить, меня попробовать, если он очень сильно постарается. Но не исключен и такой исход, что эксперимент убьет во мне даже ту способность, что у меня еще есть. Тогда у меня останется всего две руки, как и у любого другого человека. Мне, пожалуй… — я остановился, так как мне пришло в голову, что в намерения Лррена как раз и входило отобрать у меня эти самые руки…,
Сигарета моя закончилась. Я выплюнул окурок.
— Хотите пить?
— Разумеется, если есть здесь у вас небольшая стопка. Больший вес я не в состоянии поднимать.
Он отыскал для меня небольшой стаканчик и переправил его ко мне на краю сервировочного столика. Я с большим трудом поднял его, а Лорен не сводил с меня глаз, пока я из него пил, а затем ставил его на столик.
Старая приманка — эти фокусы с воображаемой рукой. Вчера я прибегнул к ним, чтобы подцепить девчонку. Сегодня они, до поры до времени, помогали мне сохранить жизнь.
Надо поддерживать интерес Лорена до тех пор, пока…
Где же я все-таки находился? Где?
И вдруг я понял.
— Мы в жилкомплексе «Моника», — сказал я. — Где же еще?
— Я знал, что вы рано или поздно догадаетесь об этом, произнес, — улыбаясь, Лорен. — Но уже слишком поздно. Я своевременно заполучил вас.
— Не будьте таким чертовски самоуверенным. Это моя глупость помогла вам, а не ваша удачливость. Я должен был унюхать возможность такого оборота событий. Оуэн никогда бы не забрался сюда по своей доброй воле. Это вы приказала доставить его сюда.
— Именно так я и поступил. Но к тому времени я уже твердо знал, что он предатель.
— Поэтому вы и обрекли его здесь на гибель. А кто был тем соглядатаем, который каждый день проверял состояние Оуэна? Это был Миллер, заведующий? Уж он-то точно работал на вас. Это он изъял ваши голоснимки и ваших подручных.
— Вы правы, — согласился Лорен, — но проверял не он сам. Я велел одному из своих людей вести непрерывное наблюдение за Дженнисоном с помощью портативной камеры. Мы ее забрали после того, как он умер.
— А затем еще подождали недельку. Красивенько.
— Самым удивительным было то, что я не догадался обо всем этом сразу. Ведь на эти мысли наводила сама атмосфера подобного места… Ну какого рода люди согласятся сами, по доброй воле, жить в комплексе «Моника»? Только те, что стали совершенно никому не нужными, люди, которых уж точно никто никогда не станет разыскивать. Такие люди влачат жалкое существование в своих номерах, пока Лорен проверяет, действительно ли у них нет никого — ни родственников, ни друзей, кто мог бы хватиться их в случае длительного отсутствия. Те, кого отбирали органлеггеры, просто исчезали, а вместе с ними все их имущество и документы, и голоснимки их изымались из памяти компьютера.
— Я пытался организовать доставку трансплантатов в Белт, — сказал Лорен, — при посредничестве вашего приятеля Дженнисона. Затем узнал, что он предает меня. Мне бы очень хотелось узнать, Гамильтон, как далеко зашел он в своем предательстве.
— Достаточно далеко. — ответил я, понимая, что он и сам догадывался об этом. — В наши руки попали детальные планы организации подпольных пунктов по продаже органов в Белте. Но все эти ваши планы были с самого начала обречены на неудачу, Лорен. У белтеров совсем другая психология, иной образ мышления.
— Снимков у него не было?
— Не было. — Мне хотелось, чтобы изменилось выражение его лица.
— Но я уверен в том, что он оставил что-то, — сказал Лорен.
— В противном случае мы сделали бы его донором. Это куда проще. А также и гораздо выгоднее. Мне очень нужны деньги, Гамильтон. Вы хотя бы представляете себе, убыток организации, выпустившей из своих рук донора?
— Примерно миллион, не так ли? Почему же вы пошли на это?
— Он точно должен был оставить что-то. А у нас не было никакой возможности заполучить его бумаги. Все, что нам оставалось — это позаботиться о том, чтобы они не попали в руки наших противников, агентов РУКА.
