Девушка вздрогнула.
– Я не могу, Дэвид. Я знаю, что это глупо, но когда я вижу тебя в воздухе – так, как сейчас, ты кажешься мне птицей, а не человеком, летающим животным, чем-то совсем не человеческим.
Дэвид Рэнд растерянно смотрел на неё.
– Значит, ты не станешь моей женой из-за крыльев?
Он схватил её своими сильными загорелыми руками, его губы отыскали её нежный рот.
– Рут, с тех пор, как я увидел тебя, я не могу без тебя жить. Не могу!
Прошло время, и однажды вечером, волнуясь, Рут кое-что ему предложила. Луна заливала сад ровным серебром и отражалась на сложенных крыльях Дэвида Рэнда, который страстно склонил своё тонкое молодое лицо к девушке.
Она сказала:
– У тебя есть возможность сделать так, чтобы мы поженились и были счастливы, если ты меня на самом деле любишь.
– Я всё сделаю! – воскликнул он. – Ты же знаешь.
Она колебалась.
– Твои крылья – вот, что мешает нам. Я не могу иметь мужа, который скорее дикое животное, чем человек, мужа, которого все будут считать ненормальным и смеяться над ним. Но если бы ты согласился избавиться от крыльев…
– Избавиться от крыльев? – переспросил он.
Торопливо и страстно она объяснила ему:
– Это вполне реально, Дэвид. Доктор Уайт, который лечил твою рану и наблюдал за тобою, сказал мне, что можно просто отрезать твои крылья у основания. Это совершенно безопасно, а на спине у тебя останутся маленькие выступы от остатков. И тогда ты будешь нормальным человеком, а не чудовищем, – добавила она с умоляющим выражением на нежном лице. – Отец пристроит тебя к своему делу, и вместо бродяги и получеловека ты станешь таким же… таким же, как все. И мы будем счастливы.
Дэвид Рэнд был потрясён.
– Отрезать мои крылья? – повторял он, недоумевая. – Без этого ты не выйдешь за меня замуж?
– Я не могу, – с болью сказала Рут. – Я люблю тебя, Дэвид, правда, но… я хочу, чтобы мой муж был таким же, как у всех женщин.
– Никогда больше не летать, – задумчиво прошептал Дэвид бледными от лунного света губами. – Быть прикованным к земле, как все остальные! Нет! – воскликнул он, вскочив на ноги в порыве возмущения. – Я не сделаю этого! Я не отдам свои крылья! Я не буду таким же…
Внезапно он умолк. Рут рыдала, закрыв лицо руками. Весь его гнев прошел, он склонился над ней, отвёл руки и с жалостью заглянул в её милое, залитое слезами лицо.
– Не плачь, Рут, – взмолился он, – это не значит, что я не люблю тебя. Я люблю тебя больше всего на свете. Но я никогда не думал о том, чтобы расстаться с крыльями, и меня это поразило. Иди в дом. Я должен немного подумать.
Дрожащими губами она поцеловала его, и вся в лунном свете, пошла к дому. А Дэвид, чувствуя, что сходит с ума, принялся нервно расшагивать по серебряным дорожкам. Расстаться с крыльями? Никогда больше не рассекать ими воздух, не кружиться и не парить в небе, никогда больше не знать безумного восторга, неукротимой свободы стремительного полёта?
Но… отказаться от Рут, заглушить это слепое, непреодолимое влечение к ней, которое пульсировало в каждой его клетке, и всю жизнь потом тосковать о ней в горьком одиночестве – как быть с этим? Он не может этого сделать. И не сделает. Торопливо Дэвид подошел к дому, где девушка ждала его на освещенной лунной террасе.
– Дэвид?
– Да, Рут, я согласен. Я на всё согласен ради тебя.
Она разрыдалась от счастья на его груди:
– Я знала, что ты по-настоящему любишь меня, Дэвид. Я знала это.
Через два дня Дэвид очнулся от наркоза в больничной палате, чувствуя себя странно, с двумя ноющими ранами на спине. Доктор Уайт и Рут склонились над его кроватью.
– Ну, всё прошло как нельзя лучше, молодой человек, – сказал врач. – Через несколько дней я вас выпущу.
Глаза Рут сияли.
– В тот же день, когда ты выйдешь, мы обвенчаемся, Дэвид.
Когда они вышли, Дэвид осторожно потрогал спину. Он обнаружил лишь перевязанные обрубки, оставшиеся он его крыльев. Он мог двигать своими сильными мускулами, он в ответ уже не слышал шума крыл. Он изумлённо ощущал что-то необычное, как будто в нём исчезло самое важное. Но всё заслоняла мысль о Рут – Рут, которая ждала его… А она ждала его, и они обвенчались в тот же день, когда он вышел из больницы. И, опьяненный её любовью, Дэвид избавился от странного, гнетущего чувства и почти забыл, что когда-то у него были крылья, и что скиталось в небесах дикое, крылатое существо. Уилсон Холл подарил дочери с зятем славный белый коттедж на лесистом холме у города, дал Дэвиду работу при себе и с терпением относился к его невежеству в делах коммерции. Ежедневно Дэвид уезжал на своей машине в город, работал день напролёт в конторе, в сумерках возвращался домой, присаживался с Рут у камина, и её голова ложилась на его плечо.
– Девид, ты не жалеешь, что сделал это? – с тревогой спрашивала она поначалу.
А он смеялся и отвечал:
– Ну, конечно нет, Рут. Ты для меня всё на свете.
И он говорил себе, что это правда, что он не жалеет о потере крыльев. Всё то время, когда он скитался в небе на своих певучих крыльях, казалось ему причудливым сном, от которого он только теперь очнулся для настоящего счастья. Так убеждал он себя. Уилсон Холл говорил дочери:
– У Дэвида хорошо пошла работа. Я боялся, что он всегда будет немного диким, но он быстро освоился.
Рут радостно кивала:
– Я знала, что так будет. Его уже все полюбили.
И действительно, люди, которые раньше косо посматривали на замужество Рут, признавали теперь, что всё обернулось даже хорошо.
Так пролетали месяцы. В маленьком коттедже на лесистом холме царило полнейшее счастье до самой осени, которая разбросала серебряный иней на полянах и выкрасила клёны в буйные цвета.
В одну из осенних ночей Дэвид внезапно проснулся, не понимая, что могло разбудить его. Он видел мирно спящую Рут и слышал её легкое дыхание. В доме было тихо.
И вдруг он услышал. Далёкий, призрачный крик доносился из морозного неба, призывный клич, дрожавший от смутного и страстного биения свободы.
Он понял мгновенно, что это было. Распахнув окно, с колотящимся сердцем, он всмотрелся в темноту. И вот они: длинные стремительные шеренги диких птиц, летящих на юг возле самых звёзд. В эту минуту сумасшедшее желание выпрыгнуть из окна, взвиться в небо вслед за ними в чистую, холодную ночь, слепо закричало в сердце Дэвида.
Безотчётно мускулы на его спине напряглись. Но шевельнулись под пижамой только обрубки крыльев. Внезапно слабость овладела им, он был разбит и испуган. Да, в какой-то момент он хотел улететь – улететь от Рут. Эта мысль ужаснула его, – как будто он сам себя предал. Он снова забрался в кровать и лёг, старательно закрыв уши, чтобы не слышать этого далёкого, радостного крика, летящего на юг сквозь темноту.
