— Посадите его в отдельную камеру, — попросил я Моше, — и не обижайте. Пока.
Тут я обратил внимание, что Моше как-то странно себя ведет. Смотрит не на меня, а в сторону, говорит так, словно не он — мой опекун, а я — его главный начальник… Одним словом — нет обычного мушкетерского задора. — Сейчас пойду перекушу, — сказал я, — потом поговорю с остальными.
— Не спеши, — Моше вообще повернулся ко мне спиной, изучая в окне что-то очень интересное. — У тебя не будет никакого разговора после еды. — Почему это?
— Маленький человек умер. В него попало шесть пуль со снотворным. Он не проснулся. — А вы его будили? — Еще как! Слабый оказался. — Та-ак. А жирный, волосатый? Фарук Джаббар? С ним что? — Заболел. — Тяжело?
— Очень. Сегодня и завтра говорить не сможет, а потом, если не умрет, тоже вряд ли. Так врачи сказали. Может быть, через неделю.
— Чем это он так тяжело заболел? — Мне стала ясна причина странного поведения Моше, но причина болезни? Аллергия на снотворное? Мне кажется, из-за обычной болезни Моше бы так не смущался. — Хочу видеть больного, — сказал я. — Нельзя. — Почему? — Ты только не сердись. Эта его болезнь… Его очень сильно побил охранник. Вот так фокусы! — Как это получилось?
— Чиновник спросил его имя, а он кинулся на чиновника и стал его душить. Душит и кричит: «Аллах велик! Смерть евреям!» В кабинете был охранник-хиджазец. У них же все деды и прадеды занимались тем, что скакали по пустыне и били арабов. Для него услышать от араба: «Смерть евреям», — это… это… Ну, попробуй понять… Охранник же не знал, что твой герой может рассказать важное… — Чем он его бил? — мне надоели идиотские оправдания. — Чем мог. Руками, ногами… Может быть, — стулом. Ты же знаешь хиджазцев?
Теперь я знал. Совсем недурственно было бы выпустить какой-нибудь батальон хиджазцев в Хевроне нашего варианта. Кому-то жутко повезло, что не хиджазцы, а хазары охраняли мою персону в Хевроне.
Говорить больше было не с кем. Я попросил разрешения пройти в камеру с Халедом и потребовал у араба составить список всех своих контактов в Израиле, Ливане, Боснии и России.
Выйдя из Хевронского отделения я задумался. Захотелось куда-то закопаться и никого не видеть. Только ли плохое настроение от неудачной операции тому виной? Я крайне нуждался в одиночестве, чтобы придумать что-нибудь стоящее. Другая странность — одиночество моего коттеджика почему-то уже не устраивало. Я побывал в Доме, активно проэксплуатировал его и… пропал. Как излечившийся наркоман, не выдержавший искушения и вернувшийся к наркотику, не может без него, так и я больше не мог жить без Дома. Только в его стенах я чувствовал себя по-настоящему комфортно. Только там, если мне не изменяет память, меня посещали иногда умные мысли.
Я «заказал» за окном вид на Нью-Йорк, не понадобилось даже никаких открыток: знаменитый Эмпайр Стейтс Билдинг сидел в памяти лучше, чем Медный Всадник. Почему именно Нью-Йорк? Да просто рок-музыку хорошую захотелось услышать. Нормальные люди для этой цели используют магнитофоны, проигрыватели, а мне вот приспичило под радио побалдеть. Довольно любопытное применение Дома.
Подходящая музыкальная станция в конце концов нашлась, и теперь я размышлял под очень приличный рок. Только бы это помогло до чего-нибудь додуматься!
У меня было достаточно поводов для недовольства. Например, можно рвать и метать из-за неудачной операции с агентством «Фантазия». Какой след упущен! Какой шанс выскочить прямиком на Бахтияра и загадочную супер-бомбу! Досадно. Но ладно. Дело в другом. Главная причина недовольства — явное отупение. Мое. Как я использовал Дом в последнее время? Сходить куда-то — раз. Денег соорудить миллион-другой — два. И по части выпивки — три. Нет, вы только подумайте! ТАКОЙ Дом для ТАКИХ целей! Даже не смешно — стыдно.
Одна песня сменила другую, диктор понес какую-то чепуху из рок-новостей. А я маленько остыл. Конечно же, я был частично неправ. Ведь если задуматься, чем занимаются несколько сотен (или тысяч) избранных обитателей Дома? Ходят, куда хотят, получают «на халяву» все, что им надо. Короче — живут в свое удовольствие. Если здесь уместно подобрать какие-то сравнения, то это: стрелять из пушки по воробьям, забивать гвозди микроскопом… Все — занятия исключительно плодотворные по части неэффективности. Грех, грех, грех — миллион раз грех так использовать Божий дар. А как надо?
Я вспомнил, что начинал свое знакомство с Домом совсем неплохо. Даже потряс отца, который, надо думать, прожил немало, а повидал еще больше. Мой первый сюрприз — изменение собственного тела (рост, мускулатура). Второй — вызов Ветра, фантастического пса, который спас мне жизнь и помог в некоторых мелких делах. А в-третьих — я, каким-то образом, нарушил законы Дома: ходил в иные варианты истории, хоть это мне и не положено, и даже — выбрался из фантастического мира скелетов. То есть — работал не как третьэтажник, а на уровне семиэтажника или даже — обитателя мансард.
Юмор… Я вспомнил о Юморе и поежился. Ведь я даже его ухитрился привлечь к делу! Тоже записать на свой счет? Все. Стоп. Хватит. Нечего хвалиться, наоборот, надо осознать, что хвалиться нечем. Я должен тщательно обдумать, какие «новинки» я могу получить от Дома, чтобы успешно выступать в своей борьбе с исламским монстром.
Очередная песня оказалась такой забойной, что я чуть ли не начал под нее танцевать. Итак: какие есть предложения? Повторение трюка номер один с изменением внешности. Беру фото парня, который нужен Бахтияру и его команде. Смотрю на фотографию. Потом в зеркало. Представляю, что вижу себя, похожего на фото. Растягиваю время, как в прошлый раз… Стоп. Не хочу. Толку, что под чужой маской я попаду в странный мир, не так уж много. В одиночку не навоюешь, а как бегать за помощью в параллельный Израиль? Каждый раз доказывая, что я — это я? К тому же — противно. Надеть чудое лицо, чужое тело — в миллион раз противней, чем самую грязную чужую одежду.
Зазвонил телефон. Я подпрыгнул от неожиданности и выключил музыку. Первый звонок после такого отсутствия! И куда? В Нью-Йорк. Ну… Дому-то наплевать куда. А кто звонит? Братишка Борис, больше некому. А если Седой объявился?
Голос в телефонной трубке оказался женским. Незнакомка меня узнала, поздоровалась. Я ее — нет.
— Это Света, — представилась моя рижская знакомая. — Несколько минут тому назад позвонил Кирилл. Я ему передала твою просьбу. Он сказал, что вырвется через день-два, просил передать, чтобы ты был готов к встрече.
— А где он находится? — мне не терпелось увидеть Седого немедленно. День-два казались немыслимо долгим сроком. (Это после четырех лет разлуки!) — Не знаю. Слышимость был отличная, значит — из-за границы звонил.
