При подходе к заставе Федор заметил рядового Сударина, стоявшего у той самой березки. Зеленых листьев на ее ветвях заметно прибавилось. Но внимание молодого пограничника привлекло другое.
– Странно, товарищ сержант, – обратился тот к остановившемуся рядом Посельскому. – Я понимаю, – кровь со ствола могло дождем смыть, но куда пуля-то подевалась?
И в самом деле, никаких следов ни от крови, ни от пули на бело-черной коре не было. Федор приложил к стволу трясущиеся руки.
– Случилось, что-нибудь, командир? – обеспокоенно поинтересовался Сударин.
– На заставе, какие новости? – вместо ответа спросил тот.
– Начальник из отпуска вернулся.
– Очень вовремя, – ухмыльнулся сержант. – Ты не знаешь, часовой на вышке стрельбу слышал?
– Стрельбу? – удивился рядовой.
– Я медведя убил, – Федор посмотрел Сударину в глаза. – Того самого. А медведь перед этим Борисенкова сожрал…
– Как… сожрал?!
– Запросто. Оскальпировал нашего товарища лейтенанта, откусил ему голову, разворотил грудь, разодрал живот, полакомился внутренностями…
С каждым его словом Сударин все больше и больше бледнел, потом закашлялся, схватился за горло…
– Да, ладно, ладно. Успокойся, брат, – Федор похлопал его по плечу. – Убил я этого людоеда. Пойду начальнику заставы доложу…
Не доложить начальнику о случившемся он не мог по абсолютно банальной причине – один из двух рожков его автомата был пуст. На заставе же строго велся учет каждого патрона. Сержант Посельский расстрелял ровно тридцать боевых патронов, и за них необходимо было отчитаться во время сдачи оружия дежурному. Версия, будто бы он потерял снаряженный патронами рожок, пока бегал по тревоге, не то чтобы не проходила, просто за такое грубейшее нарушение, сержант не только бы лишился трех лычек на своих зеленых погонах, но запросто мог угодить в тот самый дисциплинарный батальон, которым грозил ему ныне покойный замполит.
Федор прекрасно понимал, что вернувшийся из отпуска начальник заставы, сразу задался вопросом, куда подевался его заместитель, что пройдет не так много времени, и Борисенкова начнут искать. Причем, искать до тех пор, пока не найдут. Искать станут с собаками, которые обязательно возьмут след, обязательно притащат своих хозяев на остров и обнаружат там в лужах крови человека и зверя…
Его рассказ о том, как все произошло, должен быть коротким, без подробностей и не вызывающим сомнений. Сержант Посельский скажет, что, возвращаясь на заставу с рубежа прикрытия, задержался, чтобы поесть земляники. Через некоторое время услышал отдаленный крик и звериный рев. Проявив бдительность, решил выяснить, в чем дело. Обнаружил в лесу следы, приведшие его на остров, где на него набросился разъяренный медведь. После того, как убил зверя, увидел растерзанного им человека и на какое-то время потерял сознание. Очнувшись, поспешил на заставу, чтобы обо всем доложить начальнику. Все! Ничего больше к этому Федор добавлять не станет.
Не станет рассказывать, как собирал на острове полуобглоданные кости и черепа девушек, ставших жертвами лейтенанта Борисенкова и медведя, как заворачивал их вместе с булыжниками в одежду тех самых девушек, сооружая что-то наподобие тюков, а потом, раздевшись, отплывал от острова метров на десять и опускал эти тюки на дно, до которого не достать ногами. И уж тем более никому и никогда не собирался открывать тайну медвежьего черепа.
Этот череп и золотые украшения, Федор завернул в фату своей бывшей девушки, унес с острова и надежно припрятал в почти непролазном буреломе неподалеку от заставы. Он не знал, сохранил ли череп свои невероятные свойства после гибели медведя, и намеревался в ближайшее время это проверить…
Если не сохранил, значит придет время, и тайна медвежьего черепа умрет вместе с ним. Но задолго до этого, а точнее, всего через несколько месяцев, когда закончится служба, и Федор вернется домой, он кое-что сделает…
Не так давно лейтенант Борисенков обронил фразу, мол, никакое золото не может быть дороже женской красоты. Федор, ценивший женскую красоту не меньше лейтенанта, был полностью с ним согласен и не собирался оставлять себе обручальное кольцо, перстенек, золотую цепочку и серьги Людмилы. Он обязательно все ей вернет. Вернет вместе с ее же фатой. Федор представил, каким у Людмилы сделается при этом лицо, о чем она его спросит. Но он не станет ничего объяснять и вообще ничего не скажет, а спокойно уйдет, чтобы никогда больше ее не видеть.
Если же медвежий череп своих сверхъестественных свойств не лишился… О, тогда совсем другое дело!
Лейтенант Борисенков использовал череп для того, чтобы переместить на остров запомнившуюся ему девушку и через некоторое время оставить ее на растерзание медведю, который якобы его околдовал. Теперь медведя не стало, а Федор не просто завладел черепом, но узнал, как с ним обращаться. Возможно, свойства черепа проявлялись лишь на том самом острове.
Что ж, сержант Посельский сможет выбрать время, чтобы туда перебраться. До дембеля оставалось еще несколько месяцев. А если свойства черепа неразрывно связаны с островом и алтарем, почему бы опытному пограничнику не принять предложение начальника заставы остаться на сверхсрочную службу, хотя бы годика на три. Владея тайной медвежьего черепа, перспективы у Федора открывались заманчивые…»
Пуля пробила руку Сэмэна навылет, и по всему кость была не задета. Но бинт довольно быстро пропитался кровью, и повязку желательно было сменить. Сэмэн, свернувшийся калачиком на корме, пока что держался молодцом, лишь тихонько постанывал.
– Не так шустро, начальник! – неожиданно услышал Павел за своей спиной хрипатый голос и резко обернулся.
Лодка вот-вот должна была уткнуться носом в берег, на котором стоял какой-то… мужик. Павел отпустил весла и нервно сдернул с плеча автомат. Мужик поднял руки.
– А вот стрелять в меня не надо. Я же тебе ничего плохого не сделал, начальник. Наоборот предупредил, чтобы лодку сильно не разгонял, а то борт пробьешь о сучки подводные.
– Ты – кто? – спросил Павел, не сводя с мужика ствол автомата. – И откуда здесь?
– Замор? – подал вдруг голос Сэмэн. – У меня глюки, или ты и впрямь живой?
– Сэмэн? – тоже узнал егеря мужик. – Я-то живой, а ты, смотрю, весь какой-то с лица сбледнувший.
– Руку зацепили, – поморщился Сэмэн. – Похоже, кто-то из твоей бригады по нам стрельбу открыл?
– Знаешь, Сэмэн, я бы очень обрадовался, если бы из моей бригады уцелел хоть кто-нибудь, пусть даже один человек. Уж больно хочется узнать, что тогда на Лебяжьем случилось…
– Я могу рассказать, – сказал Павел. – Только прежде на берег выбраться помоги. Сэмэн, давай – сначала ты, потом я.
