- Будем надеяться на достойное завершение операции. - Томас тоже перешел к сладкому. - Как вкусно! Ваш повар - настоящий мастер.
- Точно. Хорошая еда несколько компенсирует унылую работу. Вот уже шесть лет я служу тюремщиком и мечтаю поскорее освободиться от должности.
Томас понимал душевную усталость сэра Эмиаса. Шесть лет строжайшего ежедневного и ежечасного наблюдения за высокопоставленной пленницей, которую перевозили из одного замка на севере страны в другой, вполне могли вызвать утомление и скуку. Мария Стюарт не собиралась сдаваться. За восемнадцать лет заточения ей удалось организовать множество заговоров, разжечь предательские происки против английской королевы и даже спровоцировать угрожающее стране вторжение католических монархий Франции и Испании. Многих она очаровала, разжалобила и сбила с пути своим обаянием, женственной красотой и трогательной историей печальной судьбы. Не раз пыталась она одурачить даже тюремщика. Сейчас ни пленнице, ни ее свите не позволялось выходить из дома. Исключение составляла лишь ежедневная короткая прогулка в саду - и то лишь потому, что врач со всей ответственностью заявил, что без воздуха здоровье узницы очень быстро придет в окончательный упадок. Елизавета не могла позволить, чтобы ее обвинили в смерти кузины.
- Что ж, события развиваются стремительно, - утешил Томас. - Господин секретарь все плотнее заплетает паутину. Если актеры честно исполнят свои роли, то финала пьесы не придется ждать долго. Возможно, занавес опустится уже к концу года.
Полит поднял бокал:
- За успех!
Уолсингем и Филиппе молча выпили.
Экономка разбудила новую обитательницу с петухами. Поставила на туалетный стол кувшин с горячей водой и оповестила:
- Мастер Уолсингем и сэр Эмиас просят позавтракать с ними внизу.
Розамунда оделась с особым тщанием, стараясь выглядеть скромно и благочестиво. Распущенные волосы перехватила на лбу черной лентой, вырез зеленого платья прикрыла черной кружевной косынкой, а в качестве решающего штриха повесила на пояс четки из слоновой кости.
Мистрис Танстон проводила ее вниз, в небольшую гостиную, где уже собрались Томас, мастер Филиппе и сэр Эмиас. Уолсингем с интересом осмотрел сестру и одобрительно заметил:
- Прекрасно. Внешность вполне праведная и девственная.
Розамунда, конечно, уловила скрытую иронию, однако застенчиво поклонилась и молча села за стол.
- Мастер Филиппе намерен кое-что тебе объяснить. - Томас отрезал толстый ломоть ветчины. - Слушай внимательно.
Мария Стюарт, королева Шотландии, стояла у камина, напрасно пытаясь согреть ледяные пальцы. От постоянного холода и сырости болели суставы. Иногда пальцы распухали настолько, что трудно было держать иголку. Впрочем, уже через пару минут она подошла к распятию, опустилась на колени и, перебирая четки, принялась читать молитву. Фрейлины мгновенно прекратили и без того негромкую беседу: набожность госпожи вызывала почтительный трепет.
Неслышно вошла горничная Барбара: убрала со стола оставшуюся после завтрака посуду, подбросила в огонь угля. Яркое солнце с трудом проникало сквозь крохотное окошко под потолком, а потому единственным источником света в комнате оставались свечи.
Мария отвлеклась от молитвы и подняла голову.
- Ты не ошиблась, Барбара? Вчера в бочках точно ничего не было?
- Не сомневайтесь, мадам, я несколько раз проверяла.
Уже в пятый или шестой раз Мария задавала один и тот же вопрос, и горничная была бы рада ответить иначе.
Мария тяжело вздохнула и встала. Всю неделю она ждала наступления пятницы, и когда день доставки пива проходил впустую, погружалась в глубокое уныние. Не переставая бормотать привычные слова, узница начала ходить по комнате. Раньше, в других тюрьмах, дозволялось ездить верхом по живописным окрестностям. Воздух и движение наполняли энергией. В замке Татбери можно было заняться соколиной охотой в окрестных полях, а в замке Шеффилд в распоряжение свергнутой королевы предоставили целый штат гончих. Увы, радость и азарт остались в далеком прошлом. Для Марии, с детства привыкшей к свободе, самыми страшными испытаниями оказались теснота, мрак и вынужденное бездействие.
Голоса в коридоре заставили остановиться и прислушаться. Маленький терьер навострил уши и посмотрел на дверь. Знакомые интонации надзирателя вызвали уже ставшую привычной острую неприязнь: должно быть, готовится очередное унижение. Мария села у камина и смиренно сложила руки на коленях.
Дверь открылась, и сэр Эмиас пропустил вперед юную леди.
- Мадам, хочу представить вам новую камеристку, - объявил он с порога. - Королева милостиво прислала Розамунду Фицджералд, которая в последнее время служила во дворце. Ее величество решила, что новое лицо и свежее общение вас развлекут.
- Не нуждаюсь нив том, ни в другом, - негромко отказалась Мария. - А уж тем более не нуждаюсь в услугах особы, присланной кузиной Елизаветой. Неужели считаете, что я окончательно утратила рассудок?
Розамунда упала на колени.
- Мадам, покорнейше прошу изменить мнение. Давно мечтаю служить вам и жить в истинной вере. Моя семья отказалась от католичества и запрещает молиться так, как того требует душа. Родные меня отвергли, королева отлучила от двора. Я умоляла ее величество позволить отправиться к вам. Несмотря на религиозные убеждения, она нашла в сердце каплю сострадания и прислала сюда, чтобы я могла обратиться к вам с просьбой о снисхождении.
Мария взглянула на коленопреклоненную девушку с интересом. Согласие Елизаветы вовсе не казалось невероятным. Должно быть, кузина не забыла, как в детстве сестра, королева Мария, заставляла ее изучать основы католичества. Сама же Елизавета терпимо относилась к иным способам религиозного поклонения - конечно, лишь до тех пор, пока расхождения не приобретали черты воинственного фанатизма.
- Встань, - проговорила она. - Твое имя Розамунда?
- Да, мадам. Розамунда Фицджералд.
- Наша жизнь ограничена этими стенами, а потому тосклива и лишена событий. - Мария выразительно взглянула на сэра Эмиаса. - Столь юной и свежей особе будет нелегко смириться с унылыми буднями.
- Мадам, с детства моим сокровенным желанием оставался монастырский постриг, однако родственники об этом даже слышать не хотели. Главная радость дней моих - молитва и служение Господу, а если при этом смогу принести пользу вам, то почувствую себя счастливой.
Розамунда с удивлением вслушивалась в собственные слова. Исповедь прозвучала так красиво, убедительно и правдоподобно, что она и сама едва не поверила. Потупила взгляд, сложила руки на груди и замерла в покорном ожидании.
