— В таких дисках, какой мы сейчас ищем?
— Нет, диск создан специально для нас, землян. Сами они постоянно подключены к гигантским хранилищам знаний. В этом отношении их возможности поистине безграничны.
— А как устроен этот диск? Как им пользоваться?
— Простите, Алла Федоровна, этого я сказать не могу. Диск все равно что документ с грифом «секретно».
— Но ведь нам предстоит работать вместе.
— Да, однако с диском буду иметь дело только я. Никто другой даже не прикоснется к нему.
— Но Рубену-то Сааковичу вы, надеюсь, откроете свой секрет?
— Рубен Саакович для меня такой же коллега, как вы и все другие члены нашей группы.
— О-о! — она значительно покачала головой. — Я не рискнула бы так говорить о своем начальстве, особенно о Саакяне, который по натуре может быть только первой скрипкой. К тому же, как я знаю, он только затем и приехал сюда, чтобы поскорее начать работу с диском.
— Придется ему разочароваться.
— А если он прикажет вам?
— Я не подчинюсь приказу.
— Но ведь вы можете заболеть, отлучиться куда-то…
— Тогда я приму соответствующие меры.
— И все-таки я не советовала бы вам так подчеркивать свою независимость от Рубена Сааковича. Мне точно известно, что в ближайшее время он займет место директора института и все ваше будущее, вся карьера окажутся в руках этого человека.
— Вас так заботит моя карьера?
— Во всяком случае, я ничего не имела бы против, если бы вы заняли теперешнее место Саакяна и стали моим шефом…
— Благодарю, Алла Федоровна. Но никакой пост Саакяна не изменит моего отношения к этому человеку. Он не пользуется ни моим расположением, ни моим доверием.
— Вы вообще доверяете, видимо, лишь самым близким друзьям?
— Разве это не естественно? Доверия не может быть без близости, как и близости без доверия.
— Вы удивительный человек, Максим Владимирович! Представляю, каким успехом вы пользуетесь у женщин!
— Они просто не замечают меня. Впрочем, я тоже стараюсь не обращать на них внимания.
— Потому и не взглянете на меня всю дорогу?
Максим обернулся к своей спутнице. Глаза ее, огромные, голубовато-серые, чуть притененные густой сеткой ресниц, казалось, горели призывной нежностью. Влажные губы полураскрылись.
— Я очень спешу, Алла Федоровна.
— Да, я и забыла. Что ж, пойдемте быстрее, — она резко прибавила шаг и вдруг со стоном опустилась на землю.
— Что с вами? Что случилось?
— Не знаю… Что-то вот тут, нога… — она чуть обнажила красивую полную ногу. — Помогите мне подняться, пожалуйста.
— Сейчас, сейчас! — он приподнял девушку с земли. — Держитесь за меня.
Руки Аллы обвились вокруг его шеи, голова склонилась на плечо, лицо обжег прерывистый шепот:
— Боже, как некстати! Пойдемте вон туда, под те ели… Я слышу, идет машина, а мне трудно стоять.
— Тогда сядьте здесь, на этот пенек.
— Зачем?.. — она теснее прижалась к нему, дыхание ее участилось. — Пойдемте, пойдемте скорее. Она уже рядом, слышите, а я…
— Вот я и хочу перехватить ее. Садитесь, я сейчас…
— Зачем? Не надо! Не надо, Максим Владимирович! Мне уже лучше. Еще несколько минут и…
— Да сядьте, говорю! — он силой усадил ее на пень, выскочил на дорогу, поднял руку навстречу приближающейся машине.
— Чего тебе? — высунулась из кабины голова шофера.
— Девушка повредила ногу, подбрось ее в больницу.
— Это можно. Давай ее сюда.
Максим вернулся к Алле, поднял ее с пенька: — Пойдемте, я помогу вам сесть в кабину, пять минут — и вы получите квалифицированную помощь. — Спасибо, вы так добры… — Алла поспешно отвернулась, в глазах ее блеснули слезы обиды.
4
— Вот и Лысая Грива! — сказал Максим, показывая на узкую белую полоску, прорезавшую сплошной ковер тайги.
Дмитрий припал к иллюминатору!
— А рядом?..
— Рядом та самая котловина и озеро, о котором я рассказывал. Видишь, будто капелька ртути блестит там, внизу. А выше… Смотри, смотри, дым костра. Здесь дядя Степан. Здесь!
Вертолет начал снижаться. Скоро белая полоска превратилась в дикое нагромождение каменных глыб. Из кабины показалось лицо пилота.
— Здесь я машину не посажу: сплошные камни.
— Как же быть?
— Придется зависнуть, спуститесь по стремянке.
— О чем говорить, — махнул рукой Максим, вставая с кресла.
— То есть как о чем говорить? — раздался резкий голос Саакяна. — И почему вы, молодой человек, берете на себя право распоряжаться? Не хватало еще, чтобы я свалился с этой лестницы. Надо садиться. Посмотрите получше, товарищ пилот. Видите, вон там — совершенно ровная площадка. И вон еще!
Дверь кабины захлопнулась. Вертолет еще несколько раз прошел над каменной грядой, потом словно замер, чуть качнулся и начал медленно опускаться. Все ниже, ниже… И вдруг под ногами что-то заскрежетало, пол резко вздыбился, с треском вылетело разбитое стекло. Тело Максима приняло какое-то неестественное положение, он рухнул на стеклянное крошево. Острая режущая боль опалила висок. Он инстинктивно зажал его рукой. Пальцы наткнулись на липкое и теплое.
Шум мотора смолк. Из кабины снова показалось лицо пилота:
— Ну, так вашу мать, довольны?! Садиться, садиться… Вот и сели! — он с трудом раскрыл заклинившую дверь, помог освободиться от привязных ремней Саакяну, поднял с полу кепку Дмитрия, наконец обернулся к Максиму:
— Ой, что с вами?
— Пустяки, висок оцарапало, — коротко ответил Максим, стараясь унять кровь, бегущую по щеке.
— Ну, тут уж, кажется, не пустяки… Одну минуту! — он вернулся в кабину, принес аптечку. — А вы выходите, чего стали! — в сердцах крикнул бестолково суетящимся Саакяну и Дмитрию.
— Так что же, возможна задержка с обратным вылетом? — обернулся Саакян в двери.
— С каким вылетом? На чем? Не видите, от машины один хлам остался?
— Но вы немедленно радируйте…
— Слушайте, пошли вы знаете куда со своим наставлениями?! Мне человеку помочь надо.
Он обработал Максиму рану, наложил на голову повязку:
— Откуда он взялся, этот, мешок с дерьмом?
— Профессор. Из института…
— И как таких земля носит!
Они выбрались из накренившейся машины, присели на замшелый камень.
— Ну, что прикажешь делать, начальник? — обратился пилот к Саакяну.
— Я сказал, немедленно радируйте…
— Рация разбита!..
— Тогда… Неужели нельзя как-то все-таки связаться с базой, откуда-то позвонить?..
— Ближайший телефон в Вормалее, в трех днях пути отсюда.
— Но есть же какой-то способ дать знать о случившемся?! — вконец растерялся Саакян.