"Жирная лохматая гусеница… две сотни миль в длину и около тридцати в ширину, — размышлял Ибрагим. — Да. Это наша работа. Слишком кучно стоим. Если бы чуть раздвинуться, диссипация температуры исключила бы конвекцию…"
— Я сделала предварительный расчёт процесса, — сказала Мария. — Плохо дело, Ибрагим.
— Ты биржу проверила? — неприветливо осведомился Малик.
— Котировки пока стабильны.
— Немедленно продай все наши реголитовые акции. У нас было что-то из недвижимости на побережье?
— Золотые пески, Одесса, Судак, Зонгулдак…
— Всё продай. Всё что есть. Сейчас же. Активы вложи в космический гелий.
— Рифату это не понравится.
— Женщина! — взорвался Ибрагим. — Делай, что тебе говорят!
Она обиженно засопела над клавиатурой, а он сосредоточился на страшненькой картине грядущего Армагеддона. Он не хотел смотреть на результаты расчёта Марии. Лучше всё сделать самому, а потом сверить. И методику, и результаты. Как в старые добрые времена. В студенчестве. Но не прошло и пяти минут, как в нижнем левом углу монитора заморгал сигнал вызова.
Отец.
"Быстро", — одобрительно оценил Ибрагим.
Он подтвердил вызов.
В экран втиснулось морщинистое лицо Рифата Малика.
— Во имя Аллаха, сын, зачем ты продал неверным нашу семейную собственность?
Рифат говорил на турецком, облегчив тем самым положение сына. Мария понимала по-турецки через два слова на третье, а Ибрагиму очень не хотелось унижаться при жене.
— Объяснять долго, отец, — как можно спокойнее ответил он. — Это физика. И математика. То, за что ты платил, чтобы я учился. Хорошо, что ты вышел на связь. Грядут большие беды, и чтобы они не обрушились на нашу семью, — продай всё, что есть по реголиту, и вложи деньги в акции гелиевых компаний…
— Никогда, — отрезал Рифат. — Я никогда не отдам свои деньги неверным.
— Это всего лишь деньги, отец, — настаивал Ибрагим. — Это как фишки в нардах. Ты же можешь в кёй одасе сесть за игру с чужаком? И разве мало почёта посрамить неверного в ЕГО игре?
— Это не игра, сын…
— Цены на реголитовую энергетику упадут, — почти закричал Ибрагим. — Ты выбираешь между достатком семьи и своим упрямством!
— Не смей меня перебивать! — зашипел Рифат. — Мальчишка!
— Я спасаю себя и жену! Я зарабатываю деньги!
— Вот и хорошо, — неприятно осклабился Рифат. — Я признаю твоего джелинчика своей джелин только после того, как ты сделаешь деньги на собственных похоронах!
Связь прервалась.
Ибрагим с минуту молчал. Он был не вправе так разговаривать с отцом. Даже при условии своей стопроцентной правоты… Малик усмехнулся каламбуру.
— Он согласился? — с радостью в голосе спросила Мария.
— Что? — встрепенулся Ибрагим. — Кто согласился? С чем?
— Папа-Рифат. Я всё слышала. Он впервые назвал меня невесткой! Сказал, что признает, если ты что-то сделаешь. И ты улыбаешься.
Она радовалась жизни, а Малику нечего было сказать.
— Ну, да… — Ибрагим огладил ладонью подбородок. — Признает. Если я сделаю деньги на своих похоронах.
— Как это? — удивилась Мария.
— …как если бы он сказал "когда рак свиснет". Давай-ка посмотрим твои расчёты.
Объяснять ей, что "gelincik" — это хорёк, а вовсе не уменьшительно-ласкательное от "gelin"-невестка, он бы не стал даже под угрозой расстрела.
— Не бери в голову, — быстро успокаиваясь, сказала Мария. — Справимся. Вот, взгляни-ка…
Она подключилась к его монитору, и вывела на экран рельеф дна.
— Станции дрейфуют над равниной. Глубина моря примерно две тысячи метров. Но на самой равнине три холма по пять сотен метров высотой, конвективные потоки стартуют с них… — Она набрала новую команду у себя на компьютере и продолжила: — Так массоперенос выглядел пять часов назад: рельеф серым фоном, формирующееся вертикальное течение — красным.
Над равниной вздымались три огромных волдыря подогретых донных слоёв. Семь ниточек-магистралей, цепочкой опускающихся к самому дну, терялись между ними. Внизу каждой из "ниток" — реактор, в котором сероводород разлагался на водород и серу. Сверху, на поверхности, — плавучие заводы по ожижению и хранению водорода.
— Так массоперенос выглядит сейчас… — уртикулы вытянулись в колонны.
— А так он будет выглядеть через пять часов… — колонны сильно изогнулись.
— …через десять часов… — теперь изгиб был настолько силён, что было очевидно: поток насыщенного сероводорода возвращается к грунту.
— Прекрасно! — сказал Ибрагим. — Смотри-ка, зацикливается…
— Нет, — возразила Мария. — Этот виток случился из-за охлаждения потока верхними слоями и силы Кориолиса. Но на следующем цикле поток будет двигаться в уже прогретом русле. А потому не повернёт ко дну, а всей массой двинется к поверхности.
На следующей картинке на холмах, как на грядках, росли три красные шестёрки, — изготовившиеся для броска к поверхности чудовища.
— Ничего не напоминает? — спросила Мария.
— Число зверя? — предположил Ибрагим.
— И результаты соответствующие. Метеоцентр обещает сдвиг к Африке Азорского антициклона. К нам придёт сильный юго-восточный ветер. Облака сероводорода двинутся на северное побережье Чёрного моря. Нужно эвакуировать население. Кто останется — погибнет: отёк лёгких, кома, паралич дыхания… А когда "черномор" встретится с тёплым континентальным воздухом, в Болгарии, Румынии и на Украине выпадут кислотные дожди. В эти места придёт пустыня. Если же вертикальное течение стабилизируется, то конвективный насос поднимет на поверхность весь сероводород Чёрного моря. Экологическая катастрофа станет глобальной! Чернобыль по сравнению с этим — учения по гражданской обороне младшеклассников.
Ибрагим рассматривал "шестёрки", потом гидрометеорологическую сводку "Змеиного" и всё никак не мог понять, что ему следует делать. Через минуту он остановил реактор.
— Что там с биржей? — спросил Ибрагим. — Движение есть?
Но ответить Мария не успела. Монитор сообщил о связи с Киевом.
— Украина хвылюеться! — усмехнулся Ибрагим.
— Добрыдень панове.
— Привет.
Широколицый человек улыбнулся и представился:
— Петро Кириленко, экологическое управление восточноевропейского региона. Вам уже известно о разогреве придонных слоёв?
— Известно, — кивнул Ибрагим. — Мы выключили реактор.
— Я бы хотел вас ознакомить с прогнозом последствий.
— Лучше скажите, как остановить эту хрень… — вмешалась Мария.
Она простучала на клавиатуре команду, а Кириленко, покосившись на свой экран, кивнул:
