его! Убей! — кричали сарголийцы, в которых проснулась их свирепость.
— По нашим обычаям противника не убивают, — сказал Джелико Грофту. — Пусть его друзья унесут его отсюда. — Он взял нож–коготь, который боец “И–С” все еще сжимал в руке, заткнул его за пояс и затем повернулся к отряду компании. — Возьмите его и уходите! — узда, которой он сдерживал себя в последние дни, готова была вот–вот лопнуть. — Это была ваша последняя игра здесь!
Тонкие губы Келли скривились как у рычащего зверя, но ни он, ни его люди ничего не ответили. Они подняли на руки своего незадачливого бойца и ушли.
О своем собственном возвращении в безопасное помещение “Королевы” Дэйн сохранил лишь смутное воспоминание. Он совершенно самостоятельно проделал весь путь через травяной лес, но затем уступил требованию своих возмущенных внутренностей. Последнюю часть пути он прошел, опираясь на руку Ван Райка. Стоны, доносившиеся до него, свидетельствовали о том, что он не одинок в своих страданиях. Ему показалось, что прошло много месяцев, пока он пришел в себя и обнаружил, что лежит на своей койке. Он чувствовал большую слабость, внутри было пусто, как будто он лишился большей части своих внутренностей, но ему уже не было так плохо, как раньше. Он приподнялся направо, как будто он был осью, вокруг которой вращалась каюта. У него было полное ощущение свободного падения и он подумал, не находится ли “Королева Солнца” в свободном космосе.
Но все это было лишь небольшим неудобством по сравнению с тем, что он помнил. На полужидкой диете, которую прописал ему и его товарищам Тау и изготовил Мура, он быстро восстанавливал силы, но все еще чувствовал слабость и не нуждался в напоминаниях Тау о приеме лекарства. Из всех четверых он болел особенно сильно, а Уикс перенес болезнь легче других. Три дня они не принимали участия в работе экипажа.
— Корабль “Интерсолара” улетел вчера вечером, — сообщил ему Рип, когда они лежали, развалившись на солнце, у корабля, наслаждаясь блаженными часами ленивого выздоровления.
Но это сообщение не улучшило настроения Дэйна.
— Не думаю, что они отказались от своего…
— Не пришлось бы им отвечать перед центром, — пожал плечами Рип. — Спасибо Ван Райку и старику, благодаря им мы прогнали этих браконьеров. А сейчас у нас такие отношения с сарголийцами, что никто не сможет их испортить. Грофт просил капитана научить его приему хлыста. Я и не знал, что старик владеет хлыстовой борьбой Ланскоа — это один из труднейших видов борьбы.
— А как идет торговля?
— Кончились товары. — Лицо Рипа омрачилось. — У Уикса появилась идея, но она не принесет нам камни корос. Он убедил Ван Райка погрузить в трюмы это красное дерево, которое его так заинтересовало. К счастью, сарголийцы в обмен на древесину берут обычные товары. Уикс считает, что это дерево можно выгодно продать на Земле. Оно очень прочное, его не берет стальное лезвие и в то же время легкое, его удобно грузить. Удивительный материал и цвет необычный. Частокол из таких бревен стоит вокруг селения Грофта уже больше сотни лет и нет никаких признаков гниения.
— А где Ван?
— За ним послали жрецы. Думаю, какие‑то переговоры на высшем уровне. Во всяком случае, мы готовы к старту. И мы знаем, какой груз привезти в следующий раз.
Да, теперь они это знают. Дэйн был уверен в этом, но ему не пришлось бездельничать в это утро. Часом позже из леса пришел караван — цепочка кричащих груженых оргалом с низко висящими головами. Они громко жаловались на несправедливости жизни, которая заставила их везти на своих спинах большие красные бревна. Во главе процессии шел Уикс. Дэйн принялся за погрузку по плану, составленному Ван Райком, следя за тем, чтобы длинные алые бревна укладывались в нижний грузовой отсек в полном соответствии с теорией погрузочных работ.
Он понял, что Рип был прав — древесина была очень прочной и неправдоподобно легкой. Несмотря на свою слабость, он без особого труда поднимал и грузил целые бревна. Уикс тоже был прав — эту древесину будет легко продать на Земле. Цвет у нее необычный, прочность — тоже очень ценное качество. И хотя ценность этого груза нельзя сравнивать со стоимостью камней корос, все же надо использовать любую возможность для получения прибыли, чтобы окупить рейс на Землю. Синдбад был в грузовом отсеке, когда в него внесли первое бревно. С обычным любопытством он подошел к бревнам и энергично принюхался. Вдруг он остановился и, мяукнув, попятился. Шерсть у него на спине встала дыбом. Отступив к выходу из трюма, он повернулся и исчез. Удивленный Дэйн внимательно осмотрел груз. В ровной поверхности бревен не было ни щелей, ни дупел, но, подойдя поближе, он ощутил резкий запах. Итак, нашелся все‑таки на Сарголе запах, который не понравился Синдбаду. Дэйн засмеялся. Может быть, надо попросить Уикса сделать из этого дерева ограду вокруг трапа, это заставит Синдбада оставаться на борту. Запах не казался ему неприятным. Дэйн вновь принюхался и с удивлением заметил, что запах стал слабее. Может быть, дерево сильнее пахнет на солнце?
Они уложили груз в нижний трюм в полном порядке и закрыли крышку, прежде чем Ван Райк вернулся со своего свидания с жрецами. Когда суперкарго взошел на борт, его сопровождали несколько жрецов и двое слуг, которые несли сундучок. Во внешности Ван Райка было что‑то такое, что понимали только те, кто его хорошо знал. И его внешность означала недовольство утренним свиданием. В знак почтения к жрецам капитан Джелико и Стин Вилкокс вышли встретить их у трапа. Дэйн смотрел из люка, понимая, что ему, провинившемуся ранее, не стоит привлекать к себе внимание.
Земляне возражали против чего‑то, а сарголийцы упорно на этом настаивали. В конце концов туземцы победили. Вызвали Кости, который внес груз в корабль. Увидев, что груз внесен на борт, сарголийцы удалились, но Ван Райк хмурился, а пальцы Джелико отбивали тревожную дробь на поясе, когда он поднимался по трапу…
— Мне это не нравится, — сказал входя Джелико.
— Не моя это вина, — угрюмо просопел Ван Райк, — это рискованно, но пришлось на это пойти. — Две глубокие складки пролегли через его лоб. — В конце концов, нельзя научить сассерала плавать, — философски заключил он. — Мы сделали все, что могли.
Но у Джелико был весьма недовольный вид, когда он прошел в штурманскую рубку. Менее чем через
