— Ты готов, космогатор?
— Готов, — ответил он. И тут же почувствовал легкий толчок в спину и тихий свист и увидел на экране звезды,
— Внимание, космогатор, — голос Унинава был так же четок.
— Скорость ракеты 312 километров в секунду относительно планеты. Ты идешь по касательной. Момент запуска тормозных двигателей записан на твоем мнемотроне. Желаю успеха.
— Я понял.
Неожиданно в наушниках загудело.
— Что с тобой? Ты поврежден?
— Нет.
— Так что же с тобой?
— Я смеюсь, — ответил автомат после долгого молчания.
— Не понимаю.
— Так можно сказать, применяя слова, употребляемые человеком.
— Теперь я понял. Прием окончен!
Время тянулось страшно медленно, хотя это были первые минуты после старта. Звезды горели ярким ровным светом, а в углу экрана ясной точкой висела цель его полета. Он знал, что без автомата посадка будет очень трудной, и вовсе не был уверен, что доберется до поверхности планеты. «Если ошибусь при подходе, сгорю, словно метеорит», — подумал он и попытался вспомнить, чему его учили в юности в Академии космонавтики при пилотировании малых ракет. Но оказалось, что почти все он забыл. Неожиданно заговорил Унинав. Его голос заглушали космические помехи.
— Космогатор Гоер, космогатор Гоер…
— Что тебе?
— Я поймал направленные на космолет сигналы с планеты На планете люди…
— Ты поврежден… ты бредишь…
— Я сообщил им траекторию твоей ракеты. Они подтвердили прием.
— Ты бредишь. В системе Регула нет людей. Мы — первая экспедиция…
Но тут он услышал новый сильный голос. Голос человека.
— Это неправда, космогатор Гоер. Мы ждали твой космолет.
Он шел на посадку на незнакомую планету, не обозначенную ни на одной карте космоса. Вспучиваясь, приближалась, пока, наконец, не заполнила весь лобовой экран ее однообразная грязно-коричневая поверхность с резко обозначенной линией терминатора, отделявшей дневное полушарие от ночного. Он подходил к планете с ночной стороны, и огромный белый шар Регула со сполохами протуберанцев постепенно скрывался за ней, краснея сквозь ее атмосферу. Скоро красная заря поблекла, и ракета вошла в конус тени.
Его вели голоса, человеческие голоса, пришедшие из космоса, голоса, которых он никак не ожидал.
— Внимание, Эпси, ракета Гоера вошла в конус тени. Ты ее видишь?
— Конечно. Я держу ее на третьем ультрадете.
— Держи точнее. Не знаю, приходилось ли им пилотировать в таких условиях.
— Все в порядке, Тод. Он выходит на эллиптическую орбиту. Как самочувствие, Гоер?
Они обращались непосредственно к нему. Это нарушало инструкцию. Однако он ответил, как всегда. Иначе он не умел.
— Говорит Гоер. Все в порядке. Готов к включению тормозных двигателей. Перехожу на спираль. Как слышите? Прием.
— Прекрасно слышим. Ты что, волнуешься?
Горизонт посветлел. Ракета выходила из тени. Но сигнала на включение двигателей все не было.
— Выхожу из тени, — наконец сказал он. — Дайте сигнал торможения. Прием.
— Не понимаю, почему он не тормозит? — спросил один из них.
— Ждет какого-то сигнала.
— А может, он нас не слышит?
Гоеру показалось, что они смеются над ним, космогатором, который погубил свой космолет, наверное испаряющийся сейчас в атомном жаре Регула.
Когда он заговорил снова, его голос опять был спокойным, ровным голосом пилота, вызывающего станцию наведения.
— Я — Гоер. Слышу вас хорошо. Жду сигнала. Прием.
— Какого сигнала?
— Повторяю: дайте сигнал торможения.
— Не понимаю. Просто возьми да включи тормозные двигатели.
— Когда?
— Когда хочешь!
Ничего не понимая, он немного помолчал, а потом, плюнув на инструкцию, сказал:
— Я же не могу сесть вслепую. Без наводки мне не найти космодрома.
Его собеседники минуту молчали
— О чем ты беспокоишься? — удивился Тод. — Ведь мы поймаем твою ракету буметоном.
— Чем поймаете?
— Буметоном. Не знаешь, что такое буметон?
— Не знаю.
— Как ему объяснить, Эпси?
— Это такой подвижный космодром для приема ракет из нижних слоев атмосферы, — сказал Эпси.
— Хорошо, но как ваш буметон меня найдет?
— Пусть тебя это не волнует. Найдет. В наше время…
— Ваше время?
— Ну да. Надеюсь, ты не думаешь, что развитие человечества остановилось после твоего отлета…
— Ну, техника, конечно, ушла вперед.
— Поэтому входи в атмосферу, а об остальном не думай.
Гоер нажал рычаг рулей. Его тут же вдавило в кресло. Горизонт планеты, имевший теперь вид беловатой, отчетливо закругляющейся дуги, в которой исчезали звезды, переместился, исчез с лобового экрана и вынырнул на экране, помещенном над головой Гоера. Ракета нацелилась на диск планеты. Потом он услышал высокий вибрирующий свист и увидел голубое прозрачное пламя, текущее от носа вдоль обшивки. Изображение планеты на экранах задрожало, помутнело и расплылось. Ракета вошла в плотные слои атмосферы. Гоер слышал четкое тикание отмеряющего высоту альтиметра, стрелка его медленно двигалась к нулю. «А если не успеют», — подумал он.
— Я — Гоер. Осталось пятьдесят километров до поверхности, — наконец сказал он.
— Знаем, — тут же послышалось в ответ.
— Я не вижу вашего… космодрома. — Ты уже в нем, Гоер.
— Не шути, осталось тридцать километров.
— Эпси, слышишь? Он нам не верит.
— Не требуй от него слишком многого, Тод.
— Перестаньте шутить, ведь еще немного и я врежусь в скалы или нырну в океан.
— А он нетерпелив, Эпси.
— Это свойственно людям того времени. Я только что узнал это из мнемотрона… Ну, хорошо, сверни поле, Тод.
Тиканье альтиметра неожиданно прекратилось. Стрелка на мгновение словно бы в нерешительности заколебалась и упала. Гоер не почувствовал ни малейшей перегрузки, обычно сопутствующей торможению.
— Что случилось? — спросил он. — На альтиметре нуль.
— Все в порядке. Ты на месте.
— Но ведь не было торможения…
— Ты садился на буметоне, — ответил Эпси, как будто это слово уже все объясняло.
Гоер немного помолчал. «Опять смеются надо мной», — подумал он со злостью.
— Так что же мне теперь делать?
— Открыть люк и выйти.
— В океан?
— Ты в буметоне.
— Послушайте, люди, поймите же: этот ваш буметон или другое устройство мне не знакомы. Я всего лишь отставший в развитии космонавт, который много лет просидел в металлической банке в космосе.
