Потом кончилась полоса разнообразного льда, опять он разлился полями, уходящими к небу. Мужчину взяла оторопь: знать заранее, как тяжек путь он не осмелился бы на подъем.
Может быть, вернуться?
С высоты туман смотрелся как облака, и шесть точек, мелькнувших в белесой мгле, подсказали двоим, что волки не оставили их.
Вперед!
Теперь гребень начал приближаться ощутимее. Стена в человеческий рост, кое-где ниже, а за ней только небесная голубизна. Десяток шагов, еще десяток, уже и мужчина ослабел, дышал хрипло. Солнце перевалило зенит, начало опускаться. Равнина внизу только сквозила через облака, и далеко-далеко к югу лежала темная полоса — вал наступающих высоких растений.
Мужчина и женщина подошли к последнему ледяному уступу. Там должен был начаться спуск, за которым и олени, и мохнатый зверь.
Мужчина взобрался наверх, выпрямился. Женщина видела, как он сделал шаг вперед и, отшатнувшись, замер. Она с трудом влезла за ним и тут же села, испуганно глядя перед собой.
Ни снежной равнины, на которую надеялись.
Ни леса, которого боялись.
Ни льда.
Двое никогда еще не были в своей жизни на такой ужасающей высоте; быть может, вообще люди в Европе никогда еще не поднимались на такую.
И здесь, над облаками, начинаясь сразу от синих босых ступней мужчины, от его замерзших, окостеневших пальцев с искореженными, обломанными ногтями, разлилась под небом и сияющим солнцем бесконечная ровная поверхность холодной темной воды.
Во все стороны она уходила, теряясь вдали. Невысокие тяжелые волны округлыми валами неторопливо катили на мужчину и успокаивались у самых его ног.
Море, повисшее в трех километрах над уровнем моря, простершееся на миллионы квадратных километров. Безмерные массы пустых вод, где ни рыбы, ни водорослей, ни даже бактерий.
Двое, конечно, не знали всего этого. Не знали, что и полжизни им не хватило бы, чтобы кругом дойти до противоположного берега. Уничтоженные, они смотрели на необъятное водяное поле, сходившееся у горизонта с небом, и рассыпался, исчезал образ оленьего стада, пасущегося на снежных лугах.
Сильно пригревало, и было совсем тихо. Но легкие, неощутимые ветры все же бороздили гладь моря в отдалении — там черные пространства лежали вперемешку с голубыми и серыми. Слева от людей вода почему-то парила, поднимались и рассеивались в воздухе белые быстрые клубы. Неспешно плыла льдина, высунувшаяся торчком из глубины. Ее изъело солнцем, жаркие лучи выгрызли что-то вроде гигантских сотов на неровных откосах. Она кренилась постепенно, затем вдруг пошла решительно переворачиваться — верхняя часть, всплеснув, скрылась под водой, а оттуда вынырнул другой бок, размытый, отшлифованный, белый.
Что-то происходило в этом на первый взгляд недвижном мире. Тысячелетиями что-то готовилось и теперь назрело.
Лед, хотя и повсюду лед, был неодинаков в разных местах — синие оттенки перемежались с зеленоватыми, даже желтыми. Здесь он иззернился, там шерстил, присыпанный вмерзшим снегом.
Волна от перевернувшейся льдины докатила к берегу, омыла ступни мужчины. Он вздрогнул, очнувшись, осмотрелся по сторонам. Сотнями роились солнечные блики. Ледяная кромка, отделявшая море от пологого склона, кое-где была широкой, громоздилась утесами, кое-где сужалась, плоская, до двух метров или метра, как мы измерили бы теперь.
Угрюмо, медленно мужчина снял с себя пояс с колчаном, взял у женщины две свернутые шкуры, служившие обоим как шатер для ночлега. Он развернул и бросил шкуры у самой воды, опустился на них. Женщина легла рядом, свернулась в комок и сразу уснула, потому что была сыта и смертельно устала. А мужчина не мог и не хотел спать, ему нужно было решить, куда теперь. Он подобрал ноги, обнял колени, просидел несколько минут задумавшись. Ему казалось, что где-то тут должны быть олени, но путь к ним преградила огромная вода, которую двое и помыслить не могли перейти.
Мужчина встал с коротким сдавленным восклицанием, прошелся взад и вперед, потом взял в руки топор — он чувствовал себя уверенней, когда пальцы охватывали костяную рукоять.
Неподалеку послышался шорох — подтаявший ледяной нарост сорвался с утеса.
В этом месте кромка берега была совсем узенькой — с одной стороны рядом море, с другой — далеко внизу потонувшие в провале смутные кустарники полулеса-полутундры. Мужчина остановился здесь. Без мыслей взлетел топор, ударил по льду раз, другой, третий.
И вот уже вода заполнила бороздку, первые капли стекают за край гигантской чаши.
Снова удар, изливается струйка и быстро-быстро делается ручейком.
Это привычно мужчине — сбрасывать воду. В стойбище весной так приходилось делать в пещерах, где по зимнему времени не жили, не жгли костров, а только хранили мясо.
Еще удар, ручеек набухает. Пока безмолвный, он бежит между ногами мужчины, который стал сейчас лицом к солнцу, к равнине Поблизости пришла в движение поверхность воды, а движущаяся вода — совсем не то, что стоящая. У нее другая сила, ее молекулы трутся о молекулы льда, расшатывают, срывают. Р-раз, и рухнул запирающий кусочек, безмолвие сменяется переливчатым шепотом! Р-раз, и выламывается маленькая глыба! Ручеек заговорил, зажурчал, стал вдвое шире.
А мужчина — на каком берегу ему остаться? Чрезвычайно важен выбор, хотя человек и не подозревает о том. С правой стороны струйки он сделается предком норманнов, которым обживать неприветливые фиорды Скандинавии. С левой — ему начать славянский корень, его дальние правнуки будут, возможно, воздвигать златоглавый Киев, столицу древней Руси. Кто-то из них в страшную для русской истории осень 1240 года увидит, как на низком берегу Днепра собираются верткие широкоскулые всадники в долгополых тулупах и больших шапках-треухах — отряды неисчислимых полчищ Батыя. Но уйдет в лес, останется жив, семя и страсть свою передаст тому, кто через столетия в розовый утренний час на поле Куликовом… Это если влево. Вправо же быстроходный драккар, неумолчный скрип уключин, пенная морская волна, а потом овцы на горном лугу, домик у чистого озера, музыка Грига.
Удивительная альтернатива и вариант определяются всего одним шагом.
Вправо или влево?
Мужчина переступает вправо. Он подходит к своей подруге. Чуткая, она сразу просыпается и встает. Вот они возле ручья. Это уже именно не ручеек, а ручей, который с каждым мгновением ширится, превращаясь в стремительную речку. Струя шириной в полтора метра падает с ледяного вала и дальше внизу растекается пленкой. Но начинает и там определяться ложе течения.
Уже не остановить, не закрыть бегущую воду, даже если б мужчина и захотел. Изменились пути течений поблизости, пробуждены силы, которые невозможно теперь обуздать.
