Не успел Зотов дочитать ссылку, как дикторша, запив печенье чаем, пообещала, что его поезд прибудет на всё тот же третий путь второго перрона.
Зотов закрыл книгу, положил её аккуратно туда, откуда взял, и двинул в камеру хранения.
49.
На перроне сто пятьдесят азербайджанцев провожали одного азербайджанца.
Зотова никто не провожал.
Поднимаясь по ступеням в тамбур вагона, он обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на... И увидел меж брюнетистых шевелюр шумливых азеров девушку с голубыми волосами.
-- Покрасилась? - спросил он у Беллы, спрыгнув на перрон.
-- Парик, - ответила девушка и, помолчав, спросила: - Всё же уезжаешь?
-- Да, Белка, уезжаю. Надо ехать.
-- И что ты там в своём далёко делать будешь?
-- Не знаю... Может книжку напишу.
-- Ты умеешь?
-- Я алфавит знаю.
-- А о чём будет эта книга?
-- Ты же знаешь, что главное не "что", а - "как"... А сюжет...Из всех тридцати трёх существующих что-нибудь, да выберу... Какой точно, пока не знаю. Только знаю, что будет книжка заканчиваться словами: "И, как сказал один малоизвестный поэт, всё ещё будет". Вот так... А это хорошо, что ты пришла.
-- Что, - тянет?
-- Это обязательно, - он притянул её к себе и поцеловал в нос. - У меня к тебе просьба. Выполнишь?
-- Постараюсь.
-- В домике обходчиков, это у тупика за багажным складом, найди бригадира Вениамина. Забери у него пса.
-- Пса?
-- Да не бойся ты, - он славный пёс... Кобель, кличут Артистом. Отвези его дяде Мише. Скажи, что от меня. Сделаешь? Всё старику веселей там, на отшибе, будет.
-- Ладно, Дима, отвезу.
-- И ещё, - Зотов достал из кармана кредитную карточку и протянул Белле, Сними отсюда деньги, найди вдову Гвоздёва-старшего, отдай ей. Код - один, девять, пять. Запомнишь?
-- Один, девять, пять. Как в средней строчке магического квадрата. Запомню.
-- Какого квадрата?
-- Ну, как какого? Магического. Того, что увидел однажды император У на спине белой лошади, вышедшей из Чёрной реки.
-- Та-а-к... Во-первых, император не У, а Ю; во-вторых, не на спине белой лошади, а на панцире черепахи; в-третьих, не из Чёрной реки, а из Жёлтой и, наконец, в-четвёртых, - в этом квадрате пятёрка стоит по середине, в центре.
-- Да? Как интересно... Ну, хорошо, я тогда запомню по номеру своей машины.
-- У тебя же номер - ноль ноль пять.
-- Ну, да... Видишь как легко - плюс один, минус один, и пять не трогать.
-- Матерь Божья! Чтоб я так мыслил. Ладно, и ещё, - Ирине передай, что, как я понял, у неё всё теперь должно быть относительно спокойно. До поры до времени, конечно.
-- Она уже знает. И это всё?
-- Вроде всё...
-- Всё!?
-- А что ещё?
-- А что ты мне должен сказать?
-- Ты имеешь в виду то, что я... тебя... лю...
"Уважаемые пассажиры, займите свои места в вагоне! Наш поезд отправляется!"
... и будет это слово жить вечно...
49.
Поезд потихоньку-полигоньку выбирался за черту залитого солнцем города.
Выбирался он с перестуком на простор, - на даль, на ширь да на приволье, туда, короче, где день весь день, от зари и до зари, в облаках, придурком носится. Помните? За клином журавлиного клёкота. Иногда, правда, шугаясь летящего к луне дракона. Того самого, с львиной пастью, на спине которого сидят в обнимку отныне и на века Гвоздёв-старший с сержантом Усачёвым.
А в остальном, да-да - веселье на раздолье...
Но и остающейся на своих холмах-ветрах и при своих бобах кидай-город и город-капкан, растолкав свои тени по углам, по шкафам распихав свои скелеты, радовался теплу и свету, на которые расщедрился сегодня тот жадюга, который заправляет доходным этим делом - распределением погод.
И равнодушно наблюдал разомлевший этот город за суетой, которую неутомимые, деятельные и глупые человеки-человечки развернули в его неумытых - однако наполненных, пусть и рваным, но тоже небом - границах...
И такая там у людей...
"Ваш билетик, пожалуйста!"
Пожалуйста...
Да, - и такая там у них, у людей суета, так всё запутано у них и запущено, что уже и не понять, - где правда, где ложь, где чужой, а где свой.
Вот вам крест, - не понять.
Не-а, не понять.
Впрочем, надо ли?
Ведь если плыть, так плыть по воде. А если жить, то тогда уж - по совести. Ведь это тем, которые под Смоленском падали, уже всё равно. А нам пока ещё Божий Промысел. Да, Божий Промысел, а не чей-то умысел. И не смущай ты нас, Гость Непрошеный!
За стеклом - облака назад ветер уносил... Если клин уйдёт в закат, небо будет брошено...
Зотову было отчего-то - будто непонятно отчего - грустно.
Он устало откинулся на подушку и затылок натолкнулся на что-то твёрдоё.
Под накрахмаленной наволочкой офицер обнаружил похожего на жирный знак вопроса белого шахматного коня. Благодарностям проводницы не было конца: "А девочки смену сдавали, - обыскались. Пропал и всё тут. Даже в рапорте пришлось пометить, что не хватает белого коня".
"Только белого коня нам и не хватает", - ощутив знакомое чувство нарастающей тревоги, подумал Зотов.
Он не успел дойти до своего купе. "Бабочка! Мама, смотри, бабочка!" - вдруг радостно закричала на весь вагон маленькая девочка.
Ах, детка!
Но по коридору на самом деле летела бабочка...
И Зотов дёрнул рычаг стоп-крана...
50.
А потому, что сегодня вечером пройдёт дождичек, а, значит, завтра будет сопряжённый с ним опытом нескольких поколений рыбный день четверг. И, в общем, как сказал один малоизвестный поэт, всё ещё будет...
