Ознакомительная версия.
Она нервно терла нос, запускала пальцы с ярким маникюром в крашеные светлые волосы и притоптывала ногой. – Еще Лизбет закрывала глаза и трогала веки – не успела привыкнуть к контактным линзам.
– Что-то случилось, точно, – шепотом согласилась я.
– Не что-то, а самые настоящие кранты.
Лизбет снова и снова вынимала батарейку из своего телефона и вставляла обратно. Думаю, ей надо было чем-то себя занять.
Потом она заплакала. Я отобрала телефон и взяла ее за руку. Огляделась. Плакала не только Лизбет. Некоторые дети молились. Кто-то молился и плакал одновременно. Учителя сгруппировались возле дверей, образовав живой щит на случай, если инопланетяне решат атаковать спортзал.
– Я так много хотела сделать, – лепетала Лизбет. – Я даже никогда… – Тут она снова разревелась. – Ну, ты понимаешь, о чем я.
– У меня такое чувство, что прямо сейчас происходит «ты понимаешь, о чем я», причем массово, – сказала я. – Возможно, даже под этой трибуной.
– Думаешь? – Лизбет вытерла ладонью щеки. – А ты?
– Ты про «ты понимаешь, о чем я»?
Я без проблем говорила о сексе. Проблемы возникали, когда разговор заходил о сексе в моей жизни.
– О, я же знаю, что у тебя не было «ты понимаешь». Господи! Я говорила не об этом.
– А я думала об этом.
– Я говорила о нашей жизни, Кэсси! Приходит конец долбаному миру, и все, о чем ты хочешь говорить, – это секс!
Лизбет вырвала у меня свой телефон и стала открывать и закрывать крышку.
– Поэтому ты должна пойти и во всем ему признаться, – заявила Лизбет и принялась теребить шнурки от капюшона толстовки.
– Кому и в чем признаться?
Я понимала, к чему она клонит; я просто тянула время.
– Бену! Ты должна поговорить с ним напрямик. Расскажи, что ты чувствуешь к нему еще с третьего класса.
– Шутишь? – Я поняла, что у меня загорелись щеки.
– А потом у вас должен быть секс.
– Заткнись, Лизбет.
– Это же правда.
– Я с третьего класса не хочу заниматься сексом с Беном, – шепотом сказала я.
С третьего класса? Я глянула на Лизбет – слушает ли меня. Она явно не слушала.
– На твоем месте я бы сейчас подошла к нему и сказала: «Похоже, это кранты. Это самые настоящие кранты, и я не собираюсь погибать в чертовом спортзале, даже не попробовав секс с тобой». А потом, знаешь, что бы я сделала?
– Что?
Я представила себе лицо Бена в такой ситуации и изо всех сил постаралась не рассмеяться.
– Я бы отвела его в оранжерею и занялась с ним сексом.
– В оранжерее?
– Или в раздевалке. – Лизбет резко взмахнула рукой, как будто хотела очертить этим жестом всю школу или, может быть, весь мир. – Не важно где.
– В раздевалке воняет. – Я посмотрела на великолепный контур головы Бена, сидевшего на два яруса ниже нас, и сказала: – Такое только в кино бывает.
– Ага, абсолютно нереалистично. То, что сейчас происходит, куда реалистичнее.
Лизбет была права. Вторжение инопланетян на Землю и вторжение Бена в меня – оба сценария абсолютно нереалистичны.
– По крайней мере, ты могла бы признаться ему в своих чувствах, – сказала Лизбет, словно прочитав мои мысли.
Могла бы, да. Может быть, когда-нибудь…
Это был последний раз, когда я видела Бена Пэриша – в душном спортзале (дом «Хоксов!») он сидел на два яруса ниже, и видела я только его затылок. Скорее всего, он, как все остальные, погиб во время Третьей волны. Я так и не призналась ему в своих чувствах. А могла бы. Бен знал, кто я, он сидел позади меня на некоторых занятиях.
Вряд ли он вспомнил бы, что в средних классах мы ездили в одном школьном автобусе. Однажды я подслушала его рассказ о том, как у него накануне родилась сестричка. Я тогда повернулась к нему и сообщила:
– А у меня на прошлой неделе братик родился!
И он сказал:
– Что ты говоришь!
Без всякой насмешки сказал, как будто и правда считал, что это здоровское совпадение. Потом я еще с месяц думала о том, что благодаря нашим малышам между нами установилась особенная связь. А в средней школе Бен стал звездой, лучшим принимающим в команде, я же превратилась в обыкновенную девчонку, которая смотрит с трибуны, как он набирает очки. Я встречала его в классе и в школьных коридорах, иногда еле сдерживалась, чтобы не подбежать и не сказать: «Привет, я Кэсси, та девочка из автобуса. Ты помнишь про малышей?»
Забавно то, что он вполне мог помнить. Бен Пэриш не удовлетворился тем, что был самым красивым мальчиком в школе. Как будто специально, чтобы мучить меня еще сильнее, он стремился стать самым умным. Я говорила, что он любил животных и детей? Каждую игру его сестра сидела на скамейке у кромки поля. Когда они выиграли титул чемпионов округа, он сразу подбежал к ней, усадил себе на плечи и сделал круг по беговой дорожке, а она махала толпе рукой, как вернувшаяся домой королева.
Да, еще одно – его убийственная улыбка. Лучше бы мне забыть ее.
Мы провели еще час в душном спортзале, и в дверях появился папа. Он спокойно махнул рукой, как будто имел обыкновение приезжать за мной в школу после каждой атаки инопланетян. Я обняла Лизбет и сказала, что позвоню, как только включатся телефоны. У меня все еще было до-Гуловое мышление. Электричество, бывает, вырубается, но оно всегда включается снова. Поэтому я просто обняла Лизбет за плечи. И даже не помню, сказала ли тогда, что люблю ее.
Мы с папой пошли к выходу из школы, и я спросила:
– Где наша машина?
И папа сказал, что машина не заводится. Все машины не заводились. Улицы были забиты остановившимися легковушками, автобусами, мотоциклами и грузовиками. В каждом квартале случилась авария. Машины «целовались» с фонарными столбами, их «морды» торчали из гаражей. После электромагнитного импульса автоматические замки не срабатывали, и люди сидели запертые в своих тачках. Им оставалось либо разбивать окна, либо ждать помощи снаружи. Пострадавшие в авариях, те, кто мог двигаться, доползали до тротуара и ждали врачей. Только врачи не приезжали, потому что машины «скорой помощи», пожарные и полицейские машины тоже не заводились. Все, что питалось от аккумуляторов или от электросети, перестало работать ровно в одиннадцать часов утра.
Мы шли пешком, и папа крепко держал меня за руку, словно боялся, что с неба может спикировать нечто и похитить меня.
– Ничего не работает, – говорил он на ходу. – Электричество, телефоны, водопровод…
– Мы видели, как самолет разбился.
Папа кивнул:
– Наверняка они все разбились. Все, что было в небе, он вывел из строя. Истребители, вертолеты, транспортные самолеты…
– Кто их поразил?
– ЭМИ, – сказал папа. – Электромагнитный импульс. Если сгенерировать достаточно мощный ЭМИ, можно вывести из строя всю технику. Электричество, связь, транспорт. Все, что летает и движется.
От нашего дома до школы полторы мили пути. Это были самые долгие полторы мили в моей жизни. Казалось, все укрыл некий занавес, и на этом занавесе был рисунок, изображающий то, что он скрывал. Иногда за ним что-то мелькало, такие маленькие подсказки, по которым можно было догадаться, что все очень плохо. Например, люди. Они стояли на порогах своих домов с сотовыми телефонами в руках, они смотрели в небо или открывали капоты машин и теребили провода. Потому что именно это и делают люди, когда у них ломаются машины, – они теребят провода под капотом.
– Но волноваться не стоит, – сказал папа и еще крепче сжал мою руку. – Все нормально. Есть хороший шанс, что наши резервные системы не пострадали, и я уверен, у правительства есть план на случай чрезвычайных ситуаций, защищенные базы и прочее.
– Папа, а как отключение электричества согласуется с их планом помочь нам на следующем этапе эволюции? – спросила я и сразу пожалела об этом.
Но я тогда слишком переволновалась, и папа все правильно понял. Он посмотрел на меня, улыбнулся ободряюще и сказал:
– Все будет хорошо.
Это были слова, которые я хотела услышать, а папа хотел сказать. Это то, что ты делаешь, когда падает занавес, – подаешь реплику, которую хочет услышать зритель.
Я в пути. Моя задача – сдержать обещание.
Около полудня я останавливаюсь, чтобы утолить жажду и съесть полоску «Слим Джим». Всякий раз, когда съедаю «Слим Джим», или банку сардин, или еще что-то из припасов, я думаю: «Ну вот, в мире стало на одну такую штуку меньше». Я по кусочку уничтожаю конкретное свидетельство нашего существования на этой планете.
Я решила, что однажды мне все-таки придется собрать волю в кулак, поймать курицу и свернуть ей нежную шею. Я бы и человека убила за чизбургер. Честно. Если наткнусь на того, кто ест чизбургер, я его прикончу.
Вокруг бродит много коров. Можно пристрелить одну и разделать охотничьим ножом. Уверена, что смогу зарезать корову. Вся проблема в готовке. Костер – верный способ пригласить иных на барбекю.
По траве прямо передо мной проносится тень. Я вскидываю голову и больно ударяюсь затылком о борт «хонды-цивик», возле которой присела, чтобы перекусить. Птица, скорее всего чайка. Пролетела надо мной на распластанных крыльях. От отвращения меня даже в дрожь бросает. Ненавижу птиц. До Прибытия я ничего подобного к ним не испытывала. И после Первой волны тоже. И после Второй, которая на самом деле не нанесла мне лично особого вреда.
Ознакомительная версия.
