и церемоний. Ее бы не удивило такое же поведение Михаила. Идея Божества буквально ударила ему в голову, а его несдержанность ставила под угрозу все ее труды.
Теперь еще и это. Ушел в Глэйд. На рассвете. Туда, где никогда не светит солнце. От этой мысли стало холоднее, чем от прохладного воздуха Аляски.
Как обычно, возле укрепленного входа в пещеры собралась толпа паломников. Весьма зловещего вида. Некоторые были обнажены, со шрамами на спине от самобичевания. Другие одеты в грубые шерстяные балахоны горчичного цвета, выдающие их религиозную принадлежность. Несколько щеголяли искусственными мехами Скорби, а их головы украшали хирургически вживленные острые стержни, торчащие к небу, будто рога молодых оленей.
По телу Александры пробежала дрожь. Вид этих людей вызывал отвращение; таких страданий не причиняла ей даже собственная болезнь. Тем не менее они избежали самых страшных штаммов вируса, отнимающих рассудок. Это подтверждали многочисленные исследования. Они вели нормальную жизнь, подчинялись заведенному порядку, сохраняли обычные умственные способности и стремились пройти путь Лабиринта по своей собственной воле. Александра поняла, что определение безумия следует откорректировать. В буквальном смысле. Она мысленно отметила, что нужно обсудить этот вопрос с составителями словарей. Одно Александра знала наверняка: она не сумасшедшая.
Паломники Лабиринта заметили Эволюционную стражу значительно позже, чем телохранители. Да и не удивительно, иначе им не доверили бы ее защиту. Фанатики представляли для Божества не меньшую опасность, чем все остальные, если не большую. К тому времени как вопли, стенания и истеричные поползновения прикоснуться к Божеству переросли в беспорядочную суету, охранники заняли идеальное положение. Как всегда, им было приказано не причинять людям серьезных травм. Грязные, потные, израненные наседали со всех сторон, предрассветный воздух сотрясали дикие возгласы, и скоро все слилось в один кошмарный вопль, однако никто не приблизился. Гвардейцы умело маневрировали, применяя в случае необходимости пусковые лучи. Электрический гул лучей и запах озона всегда успокаивали Александру. Она — часть Божества, и никто — ни друзья, ни враги, ни почитатели — не смеет ее обидеть.
Ей расчистили путь к массивной стальной двери, которая служила единственным входом на лестницу, ведущую в глубины земли. Пока она пробиралась между тесными рядами людей, многие не оставляли попыток добраться до нее, падали на колени, толкая друг друга, издавали благоговейные крики. Хотя Александра понимала, что без этого не обойтись, напряжение в животе не ослабевало, и она с трудом сдерживала отвращение при виде распластавшихся на земле скорченных тел, о которые спотыкались охранники.
Открыть серую стальную дверь, залапанную бесчисленными руками паломников, могли только три человека на всем белом свете. С помощью технологий, извлеченных из священных руин; из священных же руин извлекли и вообще все, что привело к установлению власти Божества. В этих технологиях скрывалась могущественная сила. Несведущие называли ее магией. Чудом.
Александра знала точное место, куда нужно приложить руку, распластав ладонь с вытянутыми пальцами. Высокочувствительные сканеры прикрывало тонкое закаленное стекло, и все это больше походило на мистику, чем на реальность. Раздался мелодичный отрывистый стрекот — звук из потустороннего мира для распластавшихся на земле людей. Громкий щелчок, визг металла, и гигантская дверь со скрежетом уехала вправо. Люди восторженно ахали, чувствуя гулкую дрожь земли. Из зияющего входа лилось слабое красноватое свечение, в котором виднелись первые ступени, по спирали спускавшиеся в темноту.
Стражники выстроились вокруг проема, тесно сомкнув ряды, лицами наружу. Пусковые лучи образовывали яркую синюю решетку, удерживающую от нападения даже самых одержимых паломников. Успокаивающий гул лучей непостижимым образом заглушал скрежет двери, уезжающей в бетонную щель.
— Я пойду одна, — заявила Александра и почувствовала, что охранникам этого отчаянно не хочется.
Однако им хватило ума промолчать. Паломники, конечно, поразятся ее храбрости, хотя совершенно безосновательно. Если бы в Глэйд прошел кто-то, кроме Михаила, она бы знала. Никто не проходил. Кроме того, в пещерах хранился солидный арсенал оружия. Нет, надо идти одной. Ей не нужны свидетели того, что может произойти.
Александра переступила через порог, поставив ногу на незаметный выступ, включающий механизм закрытия двери. Вновь раздались грохот, дрожь, скрежет движущегося металла. Глядя на следы, оставленные в пыли Михаилом, она стояла неподвижно, пока не закрылась с глухим стуком дверь.
Когда канули в небытие последние отголоски этого звука, наступила полная тишина. Александра закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Нет никаких сомнений: Михаил знает, что она ступила на лестницу, ведущую в пещеры. Вот только как он отреагирует? В Глэйд никто не спускался больше года. Она начала спуск, идя по стопам бога.
Сирота нес караул на стене больше десяти часов. Мышцы затекли, суставы болели, внизу позвоночника начинались мышечные спазмы, пока не сильные. И давал о себе знать голод. Черт, как же хотелось есть! Жаль, что нельзя спуститься с отвесной стены, подойти к убитым человеку и лошади и полакомиться их мясом. Все равно, чьим. Разжечь костер, отрезать несколько кусочков плоти, поджарить…
Наверное, он сходит с ума.
Наконец послышался далекий свист — звук, от которого любому Сироте захочется петь, танцевать или плакать от радости. А то и все сразу. Через минуту после свистка появился другой Сирота. Они не обменялись ни словом, не встретились взглядом. Позже, в тесных казармах, где Сироты спали, ели, читали, играли, они могли расслабиться и вести себя как друзья. А на посту они были безымянными слугами, устремленными к единственной цели — защищать Остатки нации. У Сирот не было ни родителей, ни братьев, ни сестер, ни друзей. Только враги.
Сирота подошел к ближайшей башне, проскользнул в видавшую виды деревянную дверь и, ритмично перескакивая через ступеньки, спустился на семь этажей вниз, в полуподвал. Ниже уровня, где он жил, был только один этаж, название которого не поощряло к визитам. Этаж назывался Адом. Сирота был там только однажды: доставил своего товарища, который нарушил правила и приютил пришельца с Севера. С тех пор он часто видел Ад во сне и надеялся, что этого больше не случится наяву. Он знал, что до самой смерти не забудет душераздирающих тоскливых криков узников, умоляющих о помощи; пот, кровь, сальные волосы, вытаращенные глаза, смрад, грязь. Странно, что он так живо запомнил это ужасное место, побывав там один-единственный раз.
В жизни Сироты существовало правило: когда тебя посылают к дьяволу, нужно показать знак своей любимой религии, чтобы обезвредить мерзкое проклятие. А если не суеверен, то просто бей в морду или по яйцам. Без разницы.
Сирота шел по сырым извилистым коридорам своего мира. Черный камень стен выглядел так, будто взорвался и застыл тысячу лет назад. Очевидно,
