ничего не поделаешь.)
…оказался еще не в этом. Кроме ДНК, находящихся в хромосомах, у человека есть так называемые митохондрические ДНК. Они рассеяны в цитоплазме клеток и наследуются всегда от матери — только от матери. А у Ромки (к тому времени у него уже было имя) и этот набор генов оказался сборным — из тех же двух.
Матери у него не было. Если судить по анализам. Одно слово — Роман.
Знакомый научник клял изношенное оборудование и недостаток госфинансирования. «Рюриковичи мы», — смеялся Эдик, показывая Юке ветвистые, как генеалогические древа, схемы подкидышева генотипа. «Господи, — брякнула Юка. — А если из него монстр какой-нибудь вырастет?» «Монстра — убью, — ответил Эдик. Спокойно. И, помедлив, снова усмехнулся. — Но пока по всем данным это типа совершенно нормальный ребенок.»
…А теперь прошел год.
Ноябрьское утро — солнечное, голубое, прозрачное, подернутое хрусткой ледяной корочкой… Перекатывался за зубами леденец от кашля — ментоловый; в свое время ей показывали даже Ромкино свидетельство о рождении. В графе «мать» — прочерк, в графе «отец» — Бирцев Эдуард Сергеевич. Должно быть, как более сознательный… или более материально обеспеченный?
Как им все-таки это удалось, интересно. Это на мать без отца ребенка запишут без вопросов, а на отца без матери…
— А мы уезжаем, — сказал Рогволд; она не сразу поняла, кто говорит и о ком.
Вскинула голову.
— Вы?
Под распахнутой курткой — узкий, по моде, двухцветный — точно пополам — свитер; правая половина в цвет волос, левая — болотно-зеленая, в цвет глаз. Чуть сощуренных, насмешливых глаз…
А ведь он понимает. Он далеко-о не дурак, этот вечно молчащий парень…
Эдик развел руками — шутовски виновато; теперь она смотрела только на него.
— В Германию, — подтвердил он. — Втроем.
Зависла пауза — долгая, как жизнь.
— И что ты там будешь делать… в Германии?
— Я в Германии? Женюсь.
Она вытаращила глаза. Он ухмылялся. И тут до нее дошло.
…Она все-таки расплакалась. Нервы сдали. И Эдик все-таки обнял ее — прижал к себе, к своей куртке…
— Бедный Ванька, — она всхлипывала, уткнувшись в шершавую, пахнущую морозной свежестью ткань. — Чужой уголь… — шмыгнула носом, — чужие дети… Зачем все это было?
Руки Эдика лежали у нее на плечах.
— Откуда я знаю?
…И все-таки она написала этот рассказ.
© Сефирот, 28 июня — 4 июля, 30 августа — 5 сентября 2002 г.
