Ознакомительная версия.
— Как это экономично, — сказал Майлз, закатывая глаза. — Послушай, э-э… предположим, ее рассказ подтвердится, и мы уличим этого парня. Мне придется лично…?
— Один из оруженосцев отправится с тобой в качестве телохранителя. И — если история подтвердится — палача.
Это было немногим лучше. — А мы не можем подождать окружного судью?
— Каждое решение, которое выносит окружной судья, он выносит за меня. Каждый приговор, выносимый его судом, выносится моим именем. Настанет день, когда это будет делаться твоим именем. Пора тебе получить ясное представление об этом процессе. С исторической точки зрения форы — каста военных, но долг фор-лорда никогда не ограничивался только военными действиями.
Выхода нет. Чёрт, чёрт, чёрт. Майлз вздохнул. — Ясно. Ну… я полагаю, мы можем взять аэрокар и оказаться там через пару часов. Немного времени, чтобы найти нужный овраг. Свалиться на них с неба, погромче и пояснее произнести послание… и мы вернёмся домой раньше, чем пора будет ложиться спать. — Поскорее покончить с этим.
Граф опять сощурился. — Нет… — медленно сказал он, — я думаю, что аэрокар не подойдёт.
— Но там нет дорог для наземных машин, в такой глуши. Только тропы. — Он неловко добавил — уж конечно, его отец не может всерьёз предлагать: — Думаю, что, придя пешком, я не буду представлять собой достаточно внушительный образ имперской власти, сэр.
Его отец поднял взгляд, осмотрел его с иголочки новую парадную форму и слегка улыбнулся: — У тебя совсем не так плохо получается.
— Но представь себе, какой у меня будет вид после двух-трех дней продирания через кусты, — запротестовал Майлз. — Ты не видел нас на курсе Базовой подготовки. И не нюхал.
— Я там бывал, — сухо сказал адмирал. — Но ты прав. Пешком не надо. У меня есть идея получше.
* * *
Мое собственное кавалерийское подразделение, — иронически подумал Майлз, ёрзая в седле, — совсем как у дедушки. Да, он был совершенно уверен, что старик отпустил бы несколько едких комментариев в адрес всадников, которые сейчас тянулись цепочкой за Майлзом по лесной тропе, но сперва нахохотался бы до упаду, глядя на их выездку. Конюшни Форкосиганов, увы, сильно уменьшились, когда старика не стало и некому больше было интересоваться ими. Пони для поло были проданы, а несколько оставшихся престарелых и злобных, когда-то кавалерийских, кляч отправлены в отставку на пастбище. Осталось несколько лошадей для верховой езды, которых выбирали за ровность хода и спокойный нрав, а не за чистокровность, и группка девочек из деревни приходила заниматься с ними, чтобы поддерживать их форму и хорошее настроение.
Майлз подобрал вожжи, напряг одну икру и слегка переместил свой вес, на что Дурачок-Толстячок ответил аккуратным полуповоротом и двумя уверенными шагами назад. Толстенького чалого мерина даже самый урбанизированный невежда не принял бы за яростного боевого жеребца, но Майлз обожал его, за темный влажный глаз, широкий бархатный нос, флегматичное расположение духа, не нарушаемое ни шумом ручьёв, ни визгом тормозов аэрокаров, но больше всего — за исключительную чуткость в повиновении командам седока. Мозги важнее внешности. Майлз, оказавшись в его обществе, мгновенно успокаивался, эта скотинка убирала отрицательные эмоции, как промокашка — чернила, не хуже мурлычущей кошки. Майлз погладил Дурачка-Толстячка по шее. «Если меня спросят,» — пробормотал он, «я скажу, что тебя зовут Грозный Вождь.» Дурачок-Толстячок повёл мохнатым ухом и испустил из глубин грудной клетки шелестящий вздох.
Дедушка имел самое прямое отношение к тому нелепому параду, который возглавлял сейчас Майлз. Великий генерал партизанской войны провёл всю свою молодость в этих горах, сражаясь с цетагандийскими захватчиками, заставив их сначала остановить наступление, а потом и отступить. Самонаводящиеся анти-флаерные ракеты, контрабандная доставка которых с другой планеты была оплачена кровью, сделали гораздо больше для окончательной победы, чем лошади, которые, по рассказам деда, дали его отрядам возможность пережить самую тяжелую военную зиму главным образом потому, что были съедобны. Но задним числом все эти события были окутаны романтическим флёром, и символом той войны стала лошадь.
Майлз решил, что его отец проявил неоправданный оптимизм, если думал, что на Майлза таким образом падёт отблеск славы деда. Партизанские лагеря превратились в бесформенные кучи ржавчины в зарослях деревьев — а не бурьяна и кустов, как раньше — они за этот день уже проехали несколько таких, — а люди, которые сражались в той войне, давно уже улеглись в землю навеки, как и его дед. Что он здесь делает? Ему нужно назначение на скачковый корабль, который поднимет его высоко над всем этим и унесёт в небо. Судьба его в будущем, а не в прошлом.
Размышления Майлза прервала лошадь доктора Ди, которая, возмутившись по поводу лежащей поперек тропы ветви дерева, внезапно остановилась, уперев все четыре копыта в землю. Доктор Ди скатился кувырком, издав слабый крик.
— Держите поводья! — крикнул Майлз, и повернул Дурачка-Толстячка обратно на тропу.
Доктор Ди научился падать значительно лучше, и на этот раз он приземлился более или менее на ноги. Он совершил бросок, пытаясь поймать болтающиеся поводья, но гнедая кобыла шарахнулась в сторону от его хватки. Ди отскочил, а лошадь повернулась на задних ногах и, осознав свою свободу, поскакала назад по тропе, с гордо развевающимся хвостом, как бы говоря «Не-е-а, не-е-а, не поймаешь!» Доктор Ди, красный и яростный, побежал, ругаясь, следом за нею. Лошадь перешла на лёгкий галоп.
— Нет, не бегите за ней! — крикнул Майлз.
— Как, чёрт побери, я должен её ловить, если не буду бежать за ней? — огрызнулся Ди. Космический хирург был явно очень недоволен. — Мой медицинский набор остался на спине у этой чертовой скотины!
— А как вы думаете её поймать, если будете бежать за ней? — спросил Майлз. — Она бегает быстрее Вас.
Пим, ехавший в конце этой маленькой колонны, повернул свою лошадь боком, перегораживая тропу.
— Погоди, Харра, — предостерег Майлз забеспокоившуюся горянку. — Ничто так не побуждает лошадь бежать, как вид другой бегущей лошади.
У остальных двух всадников дела обстояли значительно лучше. Женщина, Харра Цурик, сидела на лошади устало, позволяя той трусить вперед как ей вздумается, но по крайней мере она сохраняла равновесие самостоятельно, а не пыталась висеть на поводьях, в отличие от злосчастного Ди. Пим, ехавший в арьергарде, держался в седле со знанием дела, хоть и с не особенно довольным видом.
Ознакомительная версия.
