Проклятие!
Нажав кнопку автоматического набора номера Ласкеров, он услышал гудок, и почти тотчас же Джинни сняла трубку:
— Алло!
— Привет, Джинни. Что стряслось? Ты в порядке?
— Да. Спасибо, что позвонил, Макс, — с тревогой в голосе отозвалась она. — Я в полном порядке. — Джинни на миг замялась. — Но у нас происходит нечто странное.
— Что?
— Я бы не стала тебя беспокоить, но Том отправился в Титусвилль, и я не смогла с ним связаться.
— А зачем он тебе? В чем дело?
— Ты знаешь про судно, что мы нашли?
— Судно? Нет. Где нашли?
— Здесь, на ферме.
Макс представил себе многие и многие акры пахоты, раскинувшиеся на бескрайней, плоской как блин равнине.
— Извини, Джинни, но, по-моему, я что-то недопонял.
— Мы нашли судно, Макс. Откопали. Оно было зарыто. Спрятано.
— Ты шутишь?
— Макс, речь идет не о весельной лодке. Это _яхта_. Про нее рассказывали по телевидению.
— Боюсь, я как-то проглядел.
— Я, собственно, почему позвонила — нынче вечером я выглянула из окна и увидела в амбаре свет. От яхты.
— Она горит?
— Нет. Светится.
— Значит, кто-то забрался туда и включил свет? Ты это хочешь сказать?
— Амбар заперт. Вряд ли ее кто-либо трогал. По-моему, свет включился сам по себе. Это габаритные огни, длинные зеленые лампы на носу.
Макс все еще не мог взять в толк, о чем речь:
— А кто ее зарыл?
— Макс, мы не знаем. Мы ничего не знаем — кто зарыл и когда... — Голос ее дрожал.
— Ты хочешь, чтоб я приехал? — Джинни замялась, и эта пауза оказалась красноречивее слов. — Ладно, уже выхожу.
— Спасибо. — В ее голосе прозвучало облегчение. — Я отправлю Уилла встретить тебя в аэропорту.
Вот тихий света предел...
Альфред Теннисом, "Титон"
Ну по крайней мере хотя бы есть повод снова вывести "Молнию" на взлетную полосу.
Лететь от Фарго до Форт-Мокси и границы миль сто пятьдесят на север. Ночь стояла беззвездная, земля была погружена во тьму, изредка разбавляемую огоньками уединенных ферм и одиноких автомобилей, катящих по проселочным дорогам.
В кабине самолета Макс всякий раз чувствовал себя обновленным, славно оставил повседневные хлопоты на земле. Мерный рокот двух моторов наполнил ночь, и Макс попытался вообразить, каково было лететь бок о бок с В-17 над Германией. Потом представил, как выпускает очередь в поединке с двумя "Мессерами-109", и впереди вспухает огненный смерч.
Заходя на посадку в Международном аэропорту Форт-Мокси, он широко улыбался. Уилл Ласкер дожидался его рядом с черным пикапом марки "форд". Одетый в куртку с футбольным номером, парнишка выглядел смущенным.
— Вы уж простите, что мы вас вытащили в такую даль, — сказал он. — В общем, мы не боимся какого-то света, но вы же знаете женщин...
Макс кивнул и забросил сумку в кузов.
Уилл обрушил на него целую лавину сведений, рассказав, как они нашли яхту, как та выглядит, как их до сих пор донимают ежедневные посетители.
— Многие считают, что это мы сунули ее в яму.
— Могу понять, откуда у них такое мнение.
Уилл сосредоточенно всматривался вперед. Машина оставила огни Форт-М оке и позади, выкатившись на темные просторы прерии.
— Только сумасшедшему придет в голову такое, — продолжал парнишка, словно не слышал реплики Макса. — Будь у нас такая яхта, мы спустили бы ее в озеро, а не в яму.
Макс даже не представлял, что за судно можно найти посреди пашни. В его воображении сложился образ прогнившего корыта с фонарями, свисающими с планшира, и он оказался совершенно не готов к зрелищу, ждавшему в амбаре, куда привела его Джинни.
— Боже мой! — выдохнул он. — Вы меня разыгрываете!
Изящная яхта сверкала яркими красками даже в свете голых ламп накаливания. Уилл оказался прав: подобному судну место в озере Виннипег, а не в обшарпанном амбаре в окрестностях Форт-Мокси.
— Мы не имеем представления, откуда она взялась, — сказала Джинни, угадав его мысли по выражению лица. — Ни малейшего.
Яхта стояла на прицепе. Снабженный шарниром грот был сложен. У стены высилось несколько свертков белого холста.
— Это паруса, — пояснила Джинни, проследив направление взгляда Макса.
По влажной духоте и запаху конюшни Макс догадывался, что в глубине амбара расположены стойла лошадей. Потом разглядел лампу на носу судна, длинную и каплевидную, но та не горела. На всем судне не было ни огонька. Широкий, длинный киль шел от носа до кормы. Штурвал виднелся на корме, но вполне вероятно, что его дубликат имелся и в рубке, установленной чуть впереди от кокпита. На носу, под лампой, были начертаны черные угловатые письмена, не похожие ни на какие известные Максу.
— Ты их выключила? — спросил он. — Лампы, я имею в виду.
— Не совсем. — Джинни щелкнула выключателем.
Амбар погрузился во тьму — непроглядную, вязкую, чуть ли не осязаемую. Лошади забеспокоились.
— Джинни! — окликнул Макс.
— Давай подождем.
Что-то затлело — сперва слабым, фосфорическим блеском, текучим и аморфным, словно лунный свет, просачивающийся сквозь тонкую облачную пелену. Свет становился ярче прямо на глазах, набираясь насыщенной зелени, как лужайка после весеннего ливня или лучи солнца, просачивающиеся в море. Он наполнил стойла, озарил вилы и мотыги, отбросил резкие тени от трактора и яслей, расположенных у стены. Макс изумленно глядел на сияние, теперь уразумев, чем была напугана Джинни.
— С другой стороны еще одна, — сообщила она. — Белая.
— Габаритные огни, — произнес Макс. — Но они ведь неправильные, а? Здесь левый борт. Огонь должен быть красным.
— Не знаю.
— Ну да, красный по левому, а зеленый по правому. — Обойдя яхту, он осмотрел ее с другой стороны. — А белый — это вообще пальцем в небо. — Он потрогал обшивку, и та оказалась на ощупь приятной, как резное красное дерево или кожаное кресло. Макс обернулся к Джинни. — Она старая?
— Даже не представляю! — махнула та рукой.
Макс сцепил руки за спиной и двинулся вокруг яхты. Итак, прежде всего стоило бы выяснить, зачем зарывать в землю такое сокровище?
— Кто-нибудь предъявлял на нее права?
— Нет.
— Она в прекрасном состоянии, хоть в витрину ставь. — Он недоверчиво разглядывал сверкающие борта, полированные мачты, яркие краски. Потом подошел к полкам с парусами. На ощупь материал оказался совсем не похожим на парусину.
— Мы выстирали их, — сообщила Джинни.
— Вряд ли она долго пролежала в земле.
— Ни за что не поверю, что ее закопали на моей памяти. Сколько я здесь живу, такого быть не могло.
