В подмышечной впадине темнел выжженный каленым железом Знак Перуна, знак воинов, знак мужского оружного братства, знак, который я не видел уже невесть сколько веков.
Ноги сами распрямились, заставляя встать. Негоже сидеть вот так вот перед братом, что приняла на себя печать моего Бога.
Трое Сониных спутников глазели на нее, разинув рты. Видно, это стало новостью и для них.
- Завопила я тогда, помню... благим матом. А потом... потом все поплыло как-то. И я увидела. Старик... нет, не старик он, просто зрелый, сильный такой воин, весь седой. В черном доспехе, в руках - топор. Поглядел так на меня, улыбнулся и сказал: "Здравстствуй, отроковица, али мужчин в Земле Русской не стало, что таких, как ты, ко мне посылают?.." А потом вгляделся, посуровел весь и говорит: "А, вижу, вижу, отроковица... ну что ж, помогу тебе в беде твоей. Ступай, ищи... Ищи Всеслава-ведуна, он нынче в северных лесах уже сколько веков обретается. У того Всеслава есть дивный меч, он твою землю только оборонить и сможет..." Сказал так - и пропал. Ну, точно в сказке. Меч кладенец сыскать... - Хихикнула она, натужно так, искусственно. - Я сперва не поверила... или нет, вру, сразу, сразу поверила! Мне потом объясняли - мол, в отключке целый час провалялась, ребята уже испугались, что помру прямо там. А потом...- она перевела дух. - Потом началось. Сны. И в каждом сне - вы... ты, Всеслав-ведун. И начала я... искать.
- И как же искала? - одними губами, не в силах оторваться от ее глаз, проговорил я.
Она слабо улыбнулась. Забытая рубашка так и осталась расстегнутой. Над левой ключицей я увидел еще один шрам - звездочкой.
- В архивах искала... Необычных людей, что на одном месте живут... ну, знаете, как в детективах... как там к кому дома переходили... А потом... словно как надоумил меня кто-то - стала в битвах искать... странного. И нашла. - Она в упор посмотрела на меня. - С Куликова поля начала... Сколько там у Боброка конницы было? Неполных тысяча двести, так? Так как они могли всю битву повернуть? Как у нас в историях пишут - мол, остальные увидели, воспряли, ударили? Чушь! - она от презрения даже скривилась. - Когда насмерть бьешься - вокруг себя ничего уж не видишь, не слышишь. Какие уж там "воспряли"! И подумалось мне... не обошлось там без тебя, Всеслав-ведун... а еще - без твоего меча. И дальше... кое-что нашла, тоже. Вот при Бородине тебя точно не было... и у Самсонова тоже... а до того - под Мукденом...
Верно. Империя сама себя защищать должна, иначе это не империя. Впрочем, так в конце концов и оказалось.
- И снова твой след отыскала... знаешь, где, ведун? Под Кубинкой...
Не иначе, как сам Перун твоей рукой водил, девонька. Отыскать в море старых бумаг один-единственный бой...
- Потому что... он самый важный был, этот бой. Прорвись немцы к Кубинке - весь северо-западный фас московской обороны бы развалился... они выходили в тыл всей звенигородской группе войск, в тыл к Пятой и Шестнадцатой армиям... и что тогда?
- Что тогда? - я по-прежнему не в силах был отвести глаз.
- А тогда... тогда Жуков перебросил туда две ополченские дивизии... 4-ю и 5-ю московские... семь тысяч человек, запас третьей очереди, старше сорока пяти лет... около тысячи винтовок, два пулемета, да сотня гранат на все. И одна ночь - чтобы окопаться. А морозы-то ого-го какие, а земля-то мерзлая... На других участках фронта под Москвой пулеметные гнезда из замерзших трупов складывали. И вот бой... наступает немецкий пятьдесят седьмой мотокорпус, вводят в прорыв свежую дивизию... две сотни танков... впереди - ополченцы, без артиллерии, без минных полей, без авиации... траншей и тех нет... Смять их должны были, пройти как нож сквозь масло... тьфу, банальность... а вместо этого немцы разгромлены, на поле боя остается полторы сотни танков... С флангов наваливаются две свежие сибирские дивизии... отбросили.
- Мало ль такого за войну было? Когда из ничего, голыми руками останавливали?
- Не было! - жестко отрезала она. - Танки голыми руками не остановишь.
- Не так это, ну да ладно, я-то здесь причем?
- А притом! Алексеев Михаил Андреевич - слыхали про такого?!
- Слыхал... - медленно уронил я.
- Представлен к ордену Красной Звезды. "Подручными средствами уничтожил три танка противника", это какими ж такими подручными средствами, Всеслав Брячеславич?.. А в списках-то дивизии, когда формировалась она, никакого Алексеева Михаила Андреевича-то и нет! Александрович - есть. А потом... потом я села сканировать Новгородчину... старые села на севере... и наткнулась. На него. На Алексеева Михаили Андреевича. Ну, думаю, судьба. Стала проверять... перепроверять... наконец решилась, ребят вот взяла... и поехали.
- Зачем, брат? - тихо спросил я.
Она опешила.
- К-как зачем... Меч ведь... надо...
- Неужто ты думаешь, что я бы дома остался, на печи бока греть, если б МОЖНО было в бой пойти?
Ее мгновенно залила краска.
- Понимаю. Понимаю, о чем ты подумала. Мол, сидит эдакий Кощей на мече-кладенце, нужно пойти, чудо-оружие взять - и вперед, за землю Русскую? Молчи! Теперь я говорить стану. Или... нет. Ну, у кого силы есть? Пойдемте! Я вас сам к мечу отведу...
Вскочили, словно и не было за спиной тяжкого перехода. У всех глаза что чайные блюдца.
- П-постойте... - вдруг пролепетал мальчишка, Костя. - Это что ж? Боги есть, что ли? И, значит... Может... так наверное, нам всем по монастырям идти надо?
Не знаю, может, и надо. Сие от меня сокрыто. Я не знаю, что происходит за той чертой, что зовется Смерть. Хочется верить, что Он не лгал в священных книгах своих...
- Идешь, брат? - спросил я Соню. Она кивнула; глаза у нее в тот миг сделались совершенно безумными.
И мы пошли. Сквозь темень августовской ночи - правда, свет у нас все-таки был.
- Отец-Лес, - сказал я, стоя на краю поля. - Помоги, Отец-Лес. Освети дорогу.
- А-ах... ага-ах... - ответили вздохом глубины.
Тропа осветилась - над ней парили сотни и тысячи светляков, в один миг созданные Отцом из ничего, а точнее - из бесчисленных гнилушек.
И, казалось, сам главный лесовик вышел нам навстречу - провести Лесным Коридором, коротким путем - от дома до самого укрывища. И никто не произнес ни слова, как и положено, когда двое братьев во Черном Перуне идут к Русскому Мечу.
Меч лежал в своей ухоронке, тихий, безгласный, ничем не отличавшийся от обычной железяки.
На первый взгляд, само собой.
- Это... это он? - голос у Сони срывался.
- Возьмись за рукоять, - вместо ответа сказал я. - И я возьмусь тоже...
Край мохового болота, вековые ели замерли, словно стража, на самом рубеже, сдерживая напирающую армию топей. Отец-Лес помогал, свет держался над Мечом; ребята замерли в благоговейном ужасе. Соня опустилась на колени. Медленно положила обе руки на эфес, запрокинула голову и закрыла глаза.
