И вот в равномерный шум ветра вмешивается новый, посторонний звук. Какое-то тиканье. Стрекотание какое-то. Виктор останавливается и наклоняет голову, прислушиваясь. Стрекотание постепенно усиливается, словно приближается.
– Стой! – командует Виктор.
Все замирают на месте. И вдруг слева, над кучками мусора возникает из ничего темный полупрозрачный вертящийся столб. Он похож на маленький смерч, но это не смерч. Он похож на «пылевого чертика», но это и не «чертик». Он неподвижно стоит, крутясь вокруг оси, над кучей битых бутылок, и от него исходит шуршащее металлическое стрекотание, как будто стрекочет гигантский кузнечик. Виктор, не шевелясь, только скосив глаза, наблюдает за ним. Призрачный столб вдруг сдвигается с места и, описывая замысловатую кривую, скатывается с кучи мусора и проходит между Антоном и Профессором.
– Стоять! Стоять! Не шевелиться! – хриплым шепотом кричит Виктор.
Крутящийся столбик на мгновение задерживается возле Профессора и легко уходит вправо в заросли пыльных лопухов, тая, рассеиваясь, распадаясь на ходу. Стрекотанье, достигнув нестерпимо высокой ноты, обрывается.
Все стоят неподвижно. А вокруг снова тишина, только посвистывает ветер и шуршит мятая грязная газета, обмотавшаяся вокруг ноги Профессора.
– Вперед, – говорит Виктор и прокашливается.
Но двое впереди не двигаются.
– Погодите, шеф, – говорит Антон. – Ноги что-то шалят…
– Что это было? – спрашивает Профессор, не оборачиваясь.
Антон нервно хихикает, а Виктор говорит:
– Не знаю я… Было и прошло, и слава богу. Вперед, вперед! Скоро привал! – И шипит, озираясь: – Экое дрянное место!
Они расположились в тени церквушки на окраине поселка. Виктор разливает в протянутые стаканчики спиртное. Все выпивают и принимаются за еду.
– Как у вас аппетит, Профессор? – спрашивает Антон, с отвращением откусывая от крутого яйца.
– Признаться, тоже неважно, – отзывается тот.
– Пива бы сейчас, – вздыхает Антон. – Холодненького! В глотке пересохло.
Виктор сейчас же разливает еще по стопке. Он единственный из троих, кто ест и пьет с аппетитом. Профессор осторожно спрашивает его:
– Далеко нам еще?
Виктор долго молчит, а потом угрюмо отвечает:
– Не знаю.
– А по карте?
– А что по карте? Масштаба там нет. Стервятник обернулся за двое суток, так то Стервятник…
– Кто это такой – Стервятник? – спрашивает Антон.
Виктор усмехается, неторопливо закуривает.
– Стервятник – это, брат, не нам чета. Последний из стариков. С первых же дней начал, меня водил, когда я подрос. Большой был человек. Ас.
– А почему – был? – спрашивает Антон.
Виктор продолжает, как бы не слыша вопроса.
– И большая была сволочь. Сколько он новичков загубил! Уходили вдвоем-втроем, а возвращался один. Вот вам бы с ним сходить… – Он неприятно смеется, переводя взгляд с Профессора на Антона и обратно. – А впрочем, досюда вы бы и с ним дошли. Ладно! – обрывает он себя. – Вы как хотите, а я прикорну. Да не галдите здесь. И из тени не выходите.
Виктор спит, положив голову на рюкзак, а Профессор с Антоном, прислонившись спинами к кирпичной стене церкви, курят и беседуют.
– А что с ним все-таки случилось, с этим Стервятником? – спрашивает Антон.
– Он был единственным человеком, который добрался до Золотого Круга и вернулся, – отзывается Профессор. – Легенда существует много лет, но Стервятник первый подтвердил эту легенду. Вернувшись, он в два дня невероятно, невообразимо разбогател… – Профессор замолкает.
– Ну?
– А потом вдруг повесился.
– Почему?
Профессор пожимает плечами.
– Это какая-то темная история. Он собирался снова идти к Золотому Кругу, вдвоем с нашим Виктором. Виктор пришел к нему в назначенное время, а тот висит, и на столе карта и записка с пожеланием всяческих успехов.
Антон с сомнением смотрит в сторону похрапывающего Виктора.
– А может быть, наш шеф его… того?
– Все может быть, – легко соглашается Профессор.
Некоторое время они молча курят.
– А как вы полагаете, Профессор, этот самый Золотой Круг – действительно Машина Желаний?
– Стервятник разбогател. Он всю жизнь мечтал быть богатым.
– И повесился…
– И повесился. Тут нет никакого противоречия. Просто на самом деле человек никогда не знает, чего он хочет. Человек – существо сложное. Голова его хочет одного, спинной мозг – другого, а душа – третьего… И ни один человек не способен в этой каше разобраться.
– Это верно, – говорит Антон. – Это очень верно вы говорите. Давеча вот я сказал вам, что иду сюда за вдохновением… Вранье это. Плевал я на вдохновенье…
Профессор с любопытством смотрит на него. Антон, помолчав, продолжает:
– Нет, это не объяснить. Может быть, и в самом деле за вдохновеньем. Откуда я знаю, как назвать то, чего я хочу? И откуда мне знать, что я действительно не хочу того, чего я не хочу? Это какие-то чертовски неуловимые вещи: стоит их назвать, и они пропадают… Как тропическая медуза – видели? В воде волшебный цветок, а вытащишь – комок мерзкой слизи… А вы тоже не знаете?
– Не знаю. Знаю только, что надо многое менять, что так дальше продолжаться не может… Нет, не знаю. Иду за знанием.
– Во многие знания – многие печали… – бормочет Антон.
– Тоже верно, – со вздохом говорит Профессор. – Давайте считать, что я иду ставить эксперимент – чисто, точно, однозначно… Просто научный эксперимент, связанный с неким фактом. Понимаете?
– Нет, – говорит Антон. – По-моему, фактов не бывает. Особенно здесь, в Зоне. Здесь все как-то выдуманно. Чья-то бесовская выдумка… Нам всем морочат голову. Кто – непонятно. Зачем – непонятно…
– Вот и хотелось бы узнать: кто и зачем.
– А кому это надо? Надо ведь совсем другое. Что толку, если вы и узнаете? Чья совесть от этого станет чище? Чья совесть от этого заболит? Чья душа найдет покой от этого?
Антон безнадежно машет рукой и отбрасывает окурок. Потом он смотрит на сладко похрапывающего Виктора.
– А он зачем идет? Какие у него такие желания, что он не может их исполнить там, дома?
– Не знаю, – медленно говорит Профессор. – Но ему очень надо добраться до Золотого Круга. Я давно его знаю, это интересный человек, необычный человек…
– Не знаю, что в нем такого необычного, – возражает Антон, – но человек он надежный, положиться на него можно. Он нас доведет, такое у меня впечатление…
Профессор искоса смотрит на него, лицо у него такое, словно он хочет что-то сказать, но раздумывает: стоит ли. Затем он аккуратно гасит окурок и устраивается прилечь.
– С добычей вернулся – счастье, – говорит он вдруг. – Живой вернулся – удача. Патрульная пуля – везенье, а все остальное – судьба.
