Ознакомительная версия.
— Вообще-то могу обойтись без тебя, но так надежнее.
Раиса отхлебнула мартини. Разговор шел серьезный, и этот бывший замухрышка тоже не шутил. Что-то ему от нее нужно, но главное тут — не продешевить. Уж слишком часто Раиса в жизни спешила схватить золотую птицу счастливой судьбы и все промахивалась — утром проснешься, а птичка уже в небе порхает.
— Рассказывай, Толик. — Раиса старалась говорить мягко, горловым голосом, который стольких сводил с ума. Как хотелось, не вышло, уж очень она прокурила и пропила этот голос.
— Закурить не найдется? — спросила она.
— Курить тоже завязываем, — сообщил Анатолий.
— Перебор, — сказала Раиса. — Курить не завязываем. Рака легких не опасаемся.
— Курить ты бросишь, когда узнаешь, что стоит на карте.
— Тогда говори, что стоит на карте.
— Может, ты догадывалась, что я к тебе неровно дышу, — начал Анатолий.
— Со времен средней школы.
— Почти забыла, — призналась Раиса, — растаяло как дым отечества.
— Не кривляйся, — укорил ее Анатолий. — Тебе это не идет.
— А ну, уберем из общения этот учительский тон, — сказала Раиса, которая за свою жизнь научилась поддерживать беседу в любом обществе. Она легко схватывала слова и понятия, даже начатки языков. Она в Турции могла лучше любого челнока объясниться. А про Польшу и не говорим.
— Я советовался с докторами наук, — сказал он, — пришлось вложить большие бабки. Они мне как бы надавали советов. Ты слушаешь? Значит, я теперь знаю, как сделать. Бабки у меня как бы есть. Начнем хоть завтра. Я уже договорился с роддомом и консультацией — возражений не имеется. Но конечно, абсолютно как бы тайна.
— Слушай, Толик, не мути. Чего тебе от меня надо? А то я уж бояться начала. У тебя в глазах оголтелость.
— Мне ты нужна, неужели не поняла?
— Если я, тогда к твоим услугам, только потраченная молью.
— Мне ты нужна молодая, как я любил. Ты что, не понимаешь, что у меня к тебе как бы чувство было?
— Обратного пути история, прости, Толик, не знает.
— Теперь знает! Мы берем твою клетку, мы ее, прости, оплодотворяем, и ты выращиваешь. Кто рождается?
— Ты охренел, Толик?
— Спокойно. Я пока терплю. У меня жизненная ставка.
Раиса трясла головой, старалась понять, что происходит. Происходило что-то опасное и даже постыдное для нее. А до конца она не понимала.
Анатолий тоже не мог ей втолковать, чего он хочет — не снаружи, в действительности, а чего он хочет в душе. Что им движет.
Ну как объяснишь этой тумбе, что ты прожил свою жизнь именно так, как случилось, из-за нее! И может, даже ради нее. А потом узнал, что она его подло обманула. Когда он завоевал половину мира и пришел, чтобы кинуть к твоим ногам, оказалось, что твои ноги — единственное, что от тебя осталось. Остальное необратимо исчезло. И тут-то оказалось, что жизнь прожита зазря. И некому кидать под ноги половину мира.
Анатолий разочаровался в жизни, но продолжал жить, потому что в голову ему не приходило, что можно с этой жизнью расстаться. Он, можно сказать, собрал в руках вторую половину мира и тогда узнал, что клонирование возможно.
И озарение пришло к нему почти сразу.
Никто до этого не додумался. Ни один академик или народный артист. Оказывается, теперь можно возвратить в мир утерянную красоту. Нет, не какую-то там Нефертити или Клеопатру в исполнении Элизабет Тейлор — кому это нужно? Можно вернуть в мир самую великую из всех красавиц СНГ и дальнего зарубежья, Раису.
Вот все это он и попытался изложить в беседе с Раисой. Раиса высосала всю бутылку мартини и к концу бутылки поняла, что за дело на нее надвигается.
С одной стороны, операция показалась ей противной и отталкивающей.
С другой стороны, она была польщена. Ведь это было как бы победой на конкурсе мисс Вселенная, это было свидание с человеком, который ради тебя
— ведь это я такой была? — готов пойти на все.
— Ну вот она родится, — спросила Раиса, — ты что же, двадцать лет ждать будешь?
— Ты раньше созрела, — сказала Анатолий.
— Ну уж нет! — воскликнула Раиса. — Не получишь ты, развратник грязный, мою доченьку! Хрен тебе! Иди во Францию, негритянок там… это самое. Но мою дочку — нет!
— Это не твоя дочка, — упрямо сказал Анатолий-Анаконда, — это ты сама. И ты уже в шестнадцать в раздевалке стадиона физкультурнику давала.
— В семнадцать, — поправила, смутившись, Раиса. Хотя была неправа.
— Вот я на тебе и женюсь.
— Нет, и не мечтай! Исключено! Я тебя и в школе не замечала, а сейчас тем более не замечу. Ты знаешь, старый козел, сколько тебе лет будет через двадцать лет?
— Сколько?
— Сколько и мне. Шестьдесят без двух месяцев. Тебе на пенсию надо, а не на дочке моей жениться.
— Не на дочке, а на тебе.
— Да не пойду я за тебя! — кричала Раиса, потом кинула бутылку из-под мартини в Анатолия, промахнулась и попала в голову Адику Турецкому, который сунулся было на шум.
Пришел Харитон, унес Адика, а беседа с Раисой продолжалась.
Анатолий стал спокоен. Недаром его Анакондой звали. Он стал стягивать кольца на теле обнаженной жертвы.
— Ты сколько сейчас в месяц получаешь? — спросил он.
— Не важно.
— Важно. Дай Бог, всей семьей пятьсот баксов.
— А вот больше!
— Ну как бы шестьсот.
— А зачем тебе?
— Единовременно получаешь три тысячи баксов, квартиру в новом доме, переезд в Москву, пенсию и звание моей тещи.
— И не мечтай.
— Другой вариант: как только ты ее рожаешь, сразу уходишь в отставку, я нанимаю кормилиц, поилиц и другую обслугу, выписываю из Швейцарии, а может, увожу тебя до совершеннолетия в пансион в городе Цюрих, как бы на родину Ильича.
— Кого?
— А наш вождь там как бы скрывался от клевретов царской охранки. Не читала?
— Я тебе в последний раз говорю: не получишь ты мою дочку.
— А тебя?
— Чего — меня?
— Опять двадцать пять! Сколько тебе за штамп в паспорте?
— Не пойду я за старика.
— В шестьдесят я еще таким орлом буду! Ты и не представляешь. В моем распоряжении все достижения зарубежной медицины. Тебе тоже поможем. Глаз сделаем — ни одна гадюка как бы не отличит.
— Дурак ты! — сказала Раиса, но в ее голосе уже не было первоначального возмущения.
Пока в женской консультации при роддоме готовилась палата и ее уже занимали специалисты, выписанные Анатолием из Южно-Африканской Республики, Раиса нередко встречалась с Анатолием и даже во многом смирилась. Она не могла счесть будущего ребеночка самой собой, внутренне называла дочкой. Но в то же время ей было любопытно, как и любой женщине на ее месте, что же получится? Неужели она сможет наблюдать за тем, как она сама будет снова расти, ходить, произносить первые слова и даже пойдет в школу? И это любопытство оказалось сильнее опасений, тем более что с опасениями Раиса покончила быстро: как и обычный русский человек, она отложила опасения на будущее. Там будь что будет. «Все равно ему дочку не отдам. В случае чего передам дело в суд — он у меня попляшет. Он же отцовство доказать не сможет! Нет в моем ребеночке его отцовства. Только я и Господь Бог». Тут ей в голову пришла крамольная, но оригинальная мысль: а непорочное зачатие
Ознакомительная версия.
