Пауэлу было уже под сорок; высокий, тонкий, он двигался медленно и небрежно. Большой рот, всегда, казалось бы, готовый растянуться в улыбке, сейчас был скорбно сжат. Пауэл распекал себя за глупый и ребяческий поступок, один из многих, на которые нет-нет да и толкал его самый тяжкий его порок.
Главное свойство эсперов – непосредственность реакции. Любая перемена обстоятельств вызывает у них немедленный отклик. Слабостью Пауэла было чрезмерно развитое чувство юмора, принимавшее порой весьма причудливые формы под влиянием какого-нибудь толчка со стороны. Пауэл говорил, что в таких случаях в него вселяется Нечестивый Эйб. Что на него находило, он и сам не знал. Кто-нибудь задавал Линкольну Пауэлу самый невинный вопрос, и Нечестивый Эйб внезапно вступал в дело. С чистосердечным и серьезным видом Пауэл плел неслыханные небылицы, созданные в один миг его разбушевавшейся фантазией. Побороть себя он был не в силах.
Не далее как сегодня полицейский комиссар Крэб, справляясь о каком-то заурядном деле шантажиста, произнес одну фамилию неправильно, и это вдохновило Пауэла на сочинение необычайно драматической истории. Там шла речь о вымышленном преступлении, о дерзком рейде, совершенном полицией в полночь, во время которого проявил чудеса героизма несуществующий лейтенант Копеник. Сейчас Пауэл узнал, что комиссар намерен наградить Копеника медалью.
– Нечестивый Эйб, ты замучил меня, – сокрушенно жаловался Пауэл.
Прозвенел дверной звонок. Пауэл удивленно взглянул на часы (для гостей было еще не время) и поставил в положение «Открыто» чувствительный элемент замка. Замок откликался на телепатический сигнал, как камертон на соответствующую частоту. Парадная дверь отворилась.
Сразу же возник знакомый сенсорный импульс: снег/мята/тюльпаны/тафта.
– Мери Нойес! Пришла помочь холостяку подготовиться к приему гостей? Как мило!
– Я надеялась, что нужна тебе, Линк.
– Каждому хозяину нужна хозяйка. Мэри, с чем мне приготовить канапэ?
– Я как раз недавно изобрела одну штуку. Взять острую приправу и пережарить.
Она зашла на кухню, в зрительном восприятии маленькая, а в мысленном – высокая, осанистая. Темноволосая смугляночка внешне, а в душе холодная, морозно-гордая, как монахиня в белоснежной одежде. Но ведь не то реально, что мы видим. Внешность обманчива.
– Жаль, что я не в состоянии измениться внутренне.
– Ты хочешь измениться, моя радость? (Спешу поцеловать тебя такою, как ты есть.)
– (И всегда лишь мысленно.) Очень бы хотела, но увы. Мне до смерти надоел вкус мяты, который ты ощущаешь при каждой нашей встрече.
– В следующий раз добавлю льда и бренди. Хорошо смешать и voila – отличный ерш. Мэри-коктейль.
– Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, Мэри.
– Спасибо, Линк. – Но эти слова он сказал. Он всегда их говорит. Говорит, а не думает. Мэри быстро отвернулась. Прощупав ее слезы, он опечалился.
– Мари, ты снова?
– Не снова, а всегда. Всегда. – Из глубины ее сознания рвалось, как крик: – Линкольн, я люблю тебя. Люблю тебя. Образ моего отца. Символ надежности, теплоты, нежной защиты. Не отвергай меня всегда… всегда… и навсегда…
– Мэри, послушай…
– Линк, зачем же говорить? К чему слова? Невыносимо, когда между нами стоят слова.
– Ты мой друг, Мэри. Навсегда. Я разделю с тобой все свои горести. Все радости.
– Но не любовь.
– Нет, не любовь, моя голубка. Не надо так терзать себя. Все, кроме любви.
– Но у меня – пусть бог меня помилует – хватит любви и для двоих.
– Пусть бог помилует обоих нас, но для двоих нужно, чтобы любили двое.
– Все эсперы должны жениться до сорока лет. Этого требует устав. Ты знаешь, Линк.
– Знаю.
– Мы дружны. Женись на мне, Линкольн. Дай мне год, я больше не прошу. Один короткий год, чтобы любить тебя. Я не стану тебя удерживать. Я отпущу тебя. Тебе не придется меня ненавидеть. Милый, как мало я прошу… как мало у тебя прошу.
Зазвенел звонок. Пауэл растерянно взглянул на Мэри.
– Гости, – пробормотал он и поставил чувствительный элемент звонка в положение «Открыто». В ту же секунду Мэри направила более мощный импульс: «Закрыто». Сигналы сложились, дверь осталась закрытой.
Сперва ответь мне, Линкольн.
Я не могу ответить так, как тебе хочется.
Опять звонок.
Он крепко взял ее за плечи и, не отпуская, очень пристально посмотрел ей в глаза.
Ты вторая. Загляни в меня как можно глубже. Что у меня в мыслях? Что на сердце? Каков мой ответ?
Он снял все блоки. Образы, чувства, мысли с грохотом ринулись и закружили ее в жарком и грозном водовороте… Она и боялась, и замирала в радостном ожидании, но…
– Снег. Мята. Тюльпаны. Тафта, – произнесла она устало. – Идите встречать гостей, мистер Пауэл. Я приготовлю вам канапэ. Это единственное, на что я пригодна.
Пауэл поцеловал ее, потом прошел через гостиную и отпер парадную дверь. Тотчас же в дом ворвался сверкающий, искрометный невидимый поток, а вслед за тем вошли и гости. Началась вечеринка эсперов.
Право Эллери Вам вряд ли долго предстоит работать для «Монарха».
Канапэ?
Охотно.
Мы взяли с собой Галена у него сегодня торжественный…
В любой…
…день…
…Лига может…
…выдвинуть вас на пост президента, если вы не возражаете, Пауэл.
…объявить их методы шпионажа неэтичными.
Совершенно верно, Тэйт, я врач де Куртнэ. Он приедет в ближайшее время.
Сдал экзамены в Лигу и получил 2-ю ступень.
Экинс! Червил! Тэйт! Помилосердствуйте! Да вы взгляните только, что мы тут наплели.
Телепатическая болтовня умолкла. Прошло мгновение, затем, собравшись с мыслями, гости весело расхохотались.
Точно так мы лопотали когда-то в детском саду. Пожалейте беднягу хозяина. От этой мешанины можно помешаться. Должна же быть какая-то система, я уж не говорю о красоте.
Предложите схему, Линк.
Что бы вы хотели?
Математическая кривая? Музыка? Плетенка? Архитектурный проект?
Все, что угодно. Все, что вам угодно. Только чтобы свербило мозги.
Линкольн
