Я обернулся – откровенно, не маскируясь. Некер сидел у входа. Это был он и не он. Крупная фигура, густые усы, мужественное лицо стареющего военного – импозантный моложавый джентльмен с фамильного портрета викторианских времен. Но я хорошо его знал и видел, что он стал другим. Полное впечатление надломленности, безвольности, и это не игра. Он на самом деле сломлен.
Во времена оны Роланд был для меня учителем, недосягаемым эталоном и господом богом, да и потом, поднабравшись опыта, я смотрел на него снизу вверх – право же, он заслуживал такого взгляда. Что же делает с людьми этот проклятый город и как он этого добивается? По спине у меня побежали мурашки при мысли – что, если то же суждено и мне? Поток, неотвратимо затягивающий в омут… Но должен же кто-то прервать череду необъяснимых падений, по сути, предательств?
Я подошел к нему и сел напротив. Он равнодушно поднял голову. А потом узнал меня.
– Здравствуйте, генерал, – сказал я. – В Центре беспокоятся, куда это вы запропастились.
– Меня всегда можно найти в этом милом заведении, – сказал он. – От и до. Сижу и пью. Омерзительное занятие, знаете ли. Я все жду, когда начнется белая горячка, и я с превеликой радостью лишусь рассудка, но горячка никак не приходит…
– Что с вами?
– Информация, – сказал он. – Я ведь был хорошим сыщиком, верно? А теперь получил информацию, которую человеческий мозг – или по крайней мере мой мозг – переварить не в состоянии.
– Вы докопались? – спросил я.
– Да.
– И что вы знаете касаемо здешних странностей?
– Наверное, все, что нужно знать, – сказал он. – Но вам я не собираюсь ничего говорить. Поймите, вы сами должны… Речь идет о ситуации, где все наши условности и установления не имеют никакого значения. Представьте, что на заселенный негуманоидами Марс попадает земной ботаник и с точки зрения ботаники пытается рассудить тамошние политические или научно-технические споры. Представьте, что неграмотный филиппинский рыбак отправлен разбираться в склоках и сложностях дублинской дирижаблестроительной фирмы. Я о нас с вами. Профессиональные контрразведчики пытаются стать судьями в деле, которое требует других судей… или вообще не нуждается в судьях. Я говорю загадками, да? Но вы должны сами до всего докопаться.
– И тогда? – спросил я.
– А вот тогда-то начнется самое интересное и сложное… Нужно будет сделать выбор, принять решение. Я его принять не смог, в чем честно признаюсь. Я думал, что знаю все о добре и зле, все о жизни и своем месте в ней. Но… Я не могу сделать выбор. Страшнее всего – как раз эта неспособность принять решение…
– Кто такой Регар? – спросил я резко.
– Тот человек, на месте которого я хотел бы быть.
– Лонер настаивал, что это враг.
– Значит, Лонер ничего не понял. – Он глянул мне в глаза. – Голем, надеюсь, ты понимаешь, что взять меня будет довольно трудно? Или ты здесь со своими мальчиками?
– Я здесь один, – сказал я. – И у меня нет приказа вас брать. Получи я приказ, я бы это сделал. Пусть даже один. Но мне всего лишь поручено разыскать вас. Я вас нашел. И говорю вам – за вас беспокоятся. Лучше бы вам поехать в Центр.
– Учту. Знаешь, что хуже всего? Прекрасно понимаешь, что с тобой происходит… Прощай. Желаю оказаться счастливее.
Он встал, поклонился коротким офицерским поклоном, бросил на стол мятый банкнот и пошел к выходу. Я остался один. Может быть, где-то в городе есть страшная пасть, которая одного за другим глотает наших людей и выплевывает подменышей, безмозглых и безвольных двойников? Нет. Глупости. Есть информация. Истина. Знание, которое то пугает людей до смерти, то погружает в прострацию…
– Скучаете? – раздался рядом девичий голосок.
Я поднял глаза от исцарапанной пластиковой крышки столика. Блондинка. Лет двадцати. Фланелевые брючки, белая безрукавка. На девицу определенной профессии из портового города явно не походит. На подсадку мелких грабителей тоже. Милая девочка, которой скучно. Или милая девочка, которая играет милую девочку, которой скучно.
– Скучаете? – повторила она.
– Скучаю – сказал я. – Вы, как я понимаю, тоже? Что будете пить?
– Все равно. Я отправился к стойке.
– Что вам налить? – спросил Жером.
– Да хотя бы гимлет, – сказал я. – Думаю, дама согласится.
– Между прочим, девчонка не какая-то там, так что учтите.
– Учту, – пообещал я. – Из приличной семьи, а?
– Из очень приличной. Как ваша работа?
– Работаю помаленьку.
– То-то, что помаленьку.
– А поспешишь – людей насмешишь, – сказал я.
Вернулся к своей незнакомке и преподнес ей бокал. Незнакомка пригубила, не сводя с меня глаз. Интересно, к чему милой девочке из очень приличной семьи шататься по вечернему кабаку не самого высшего разряда?
– У вас красивые глаза, – сказал я. – Коралловые губки. И вообще вы прелесть.
– Вы уже теряете голову?
– И заодно – способность соображать, – сказал я. – Никак не могу сообразить, чем привлек ваше внимание.
– Мне же скучно, – напомнила она.
– Аргумент веский. Кто вы?
– Это уже не по правилам, – засмеялась она. Я могу оказаться… ну, хотя бы шведской принцессой.
– Ваше высочество, – сказал я почтительно, – но я-то могу оказаться Синей Бородой или людоедом. Не боитесь?
– Нет. Вы на негодяя не похожи. Я разбираюсь в людях.
Родная, мысленно воззвал я к ней, знала бы ты, какие люди отправлялись в Края Великого Маниту как раз оттого, что переоценили свое умение разбираться в людях…
– Ну, если не похож… – сказал я. – Позволительно ли мне будет, ваше высочество, узнать ваше имя?
– Алиса.
– Адам. Журналист. Буду писать о ваших чудесах и странностях. Меня послали, потому что я страшно люблю загадки.
– Загадки… – протянула она с непонятной интонацией. – Вы давно в городе? Сегодня приехал. Что у вас обычно показывают туристам?
– Я вам покажу Могилу Льва, – сказала Алиса. – Это…
– Я знаю.
– А посмотреть не хотите?
Ситуация сложилась странная. Шла явная игра, мы оба понимали, что идет игра, понимали, что другой это чует… Не это же прекрасно – что началась игра, что на меня кто-то вышел! И я сказал:
– Хочу.
– Тогда идемте, – сказала она.
У нее был мотороллер, старенький, но резвый. Вела она быстро и умело. Мы промчались по ночным улицам пронизанным многоцветием неона, метеориты огненными росчерками проносились над крышами и сгорали, таяли. Казалось, на небе нет уже половины звезд – они осыпались роем осколков, пригоршнями раскаленной пыли.
Город остался позади, за нашими спинами, дорога шла в гору. В луче фары мертвым холодным светом вспыхивали дорожные знаки. По всем канонам жанра дорогу сейчас должна загородить машина с погашенными фарами, и из нее полезут хмурые асоциальные типы с ручными пулеметами наперевес. Эх, если бы…
