Мариам связалась по радио с институтом. Ей ответили, что ребята давно уже выехали. «Почему они так задержались? — недоумевала она. Ну, пусть только появятся! Я с ними поговорю!»
Керимова терпеть не могла неточности в любых делах. Если условились, то, значит, так и должно быть, без всяких разговоров. Эта маленькая девушка крепко держала в кулачке не только комсомольцев из технического кружка, но и взрослых чертежников из своей группы. Тихим голосом она давала указания, мягко поправляла ошибки, но избави бог, если кто-нибудь из ее помощников повторит ту же самую ошибку! Неприятности обеспечены. Мариам никогда не прощала равнодушия к работе и считала это самым большим преступлением.
Из окна комнаты отдыха она увидела, как к стальному острову подъехала лодка и из нее вышли парторг института Рустамов и незнакомый Мариам юноша в щегольском сером костюме и шляпе.
Они прямо направились к Гасанову.
Али Гусейнович Рустамов, как всегда, был одет просто: легкие кавказские сапоги, широкие брюки, аккуратно заправленные в голенища, белая длинная гимнастерка с пузыристыми рукавами, спадающими на обшлага. Из-под густых, нависших бровей молодо блестели глаза. Они всегда были прищурены, словно затем, чтобы случайно не потерять запрятавшуюся в них лукавую улыбку.
Мариам снова подошла к радиостанции. Рустамов может спросить ее о комсомольцах.
— Вы уже знакомы с Гасановым? — обратился парторг к Синицкому. Пока не съехались гости, можете осмотреть нашу технику. Здесь у нас почти все автоматизировано. Эта вышка — опытная. Она установлена в двадцати километрах от берега… Сами понимаете, что дальше продвигаться очень трудно — уже начинаются большие глубины, а сооружение такого основания и рискованно и дорого…
— Ничего, попробуем! — перебил его Гасанов. — Начало сделано. Здесь глубина пятьдесят метров. Вот оно, основание, чувствуешь? — Он стукнул о деревянный настил каблуком. — Стоит целый месяц, не шелохнется.
— Молодец! Люблю в тебе эту уверенность. Молодец!.. Но ты не спеши, Ибрагим Аббасович! Во-первых, — Рустамов назидательно поднял палец, — не было еще ни одного шторма. Подожди до зимы! А, во-вторых, сто метров, двести метров — это не пятьдесят. Трудности постройки несоизмеримо возрастают. Это инженер Гасанов знает лучше меня. Работа начата, но, как хочешь, у меня нет полной уверенности, может ли такая легкая стометровая конструкция из стальных труб противостоять… ну, скажем, десятибальному шторму. Понимаешь — сто метров! Какая нагрузка на нижнюю часть основания! — Он остановился и с волнением добавил: Да, Ибрагим, большие дела нам надо делать, и если у тебя и Васильева ничего не получится, то пока придется плескаться у берега, где помельче.
Гасанов нетерпеливо постукивал ногой по настилу, выжидая, когда сможет возразить.
— Почему не получится? — горячо воскликнул он. — У меня есть новый проект. Основание на любой глубине: хочешь сто, хочешь двести метров. — Он недовольно посмотрел на недоверчивое лицо студента и решительно заявил: — даже триста метров!
— Вопрос можно, Ибрагим Аббасович? — с застенчивой вежливостью спросил Синицкий. — Значит, по вашему проекту, на морское дно можно поставить стальное основание вроде Эйфелевой башни?
— Зачем Эйфелевой? — рассердился Гасанов. — Шуховской, русского инженера Шухова! Куда более остроумная конструкция! Того самого Шухова, дорогой товарищ Синицкий, который изобрел новый способ перегонки нефти. Того Шухова, который строил в Москве радиобашню в годы гражданской войны, когда нас пыталось заклевать, задушить всякое воронье из англичан, французов, американцев. Но мы и тогда строили, теперь строим и всегда будем строить!.. Послушай, Али, — взволнованно обратился Гасанов к парторгу, уже не обращая внимания на москвича, мне нужен один месяц на установку подводного основания. Все делается на земле. Ни одного водолаза!
Синицкий знал, что прошло уже несколько лет, как начали использоваться новые морские основания конструкции советских инженеров. Основания делаются на зародах в виде решетчатых каркасов, скрепляющихся между собой. Их устанавливают с барж, или так называемых «киржимов», причем водолазы для этой операции не нужны. На большую глубину они и не могут спускаться. Поэтому вполне естественно, что Гасанов спроектировал стометровое основание с расчетом установки его прямо с поверхности. «Это, наверное, очень трудно», подумал студент и с уважением посмотрел на изобретателя.
Гасанов о чем-то тихо рассказывал парторгу.
— Ну хорошо, — согласился Рустамов, — об этом после поговорим. А пока покажи нашему гостю сегодняшнюю технику. Он ведь ничего подобного не видел… Кстати, позабыл спросить: как здоровье Саиды? Может быть, ей нужно отдохнуть недельку после такой долгой командировки…
— Попробуй, скажи ей об этом! — Гасанов нахмурился и снова вспомнил о новой работе Саиды. — Она, как получила аппараты, стала совсем одержимой.
— Вроде тебя! — Рустамов рассмеялся. — Сам такой же… Ну ладно, потом разберемся… — И парторг заторопился встречать кого-то из гостей.
Гасанов, все еще под впечатлением своего разговора с Рустамовым, нехотя рассказывал Синицкому:
— Вам, конечно, известно, что на этой вышке сейчас не бурят. В подводном трубопроводе уже бежит нефть. Мы пользовались турбинным бурением. На конце трубы, опущенной в скважину, вращается только долото, а трубы остаются на месте… Ну, это вы все знаете. Наверное, изучали турбобур Капелюшникова? Этот метод бурения впервые в мире предложен советским ученым. Раньше на всех буровых вращались трубы вместе с долотом. Любому студенту, даже не геологу, должно быть понятно, что это невыгодно.
— Ну еще бы! — оживился Синицкий. — Несколько лет тому назад были скважины глубиною около четырех километров, а сейчас, как я слыхал, доходят до шести. Вертеть шесть километров труб!
Синицкий с любопытством рассматривал стальную сорокаметровую вышку. Люди в черных комбинезонах спускали сверху ненужные уже теперь трубы.
Старый мастер Ага Керимов мыл руки глинистым раствором. Он долго оттирал грязь и смазку, затем вытянул ладони перед собой, рассматривая их издалека. Сокрушенно покачав головой, мастер направился к Гасанову.
— К нам еще один изобретатель из Москвы приехал, — сказал инженер, представляя Синицкого. — Может быть, будущий нефтяник, а пока студент… А это наш старший мастер, сорок лет на буровых работает.
— Салам! Здравствуйте… — Керимов растерянно взглянул на свои мокрые руки. — А я вот что спросить хотел: когда вы, научные люди… это аллаверды к вам, Ибрагим Аббасович, — он поклонился в сторону Гасанова, — и к вам, — поклонился он Синицкому, — …когда вы, научные люди… как это сказать?.. вот так сделать сможете: прихожу я на промысел — пиджак белый, чистый; ухожу — такой же остался, замечательный, белый? Не надо у лебедки стоять, трубы наращивать пусть все машина делает. Когда так будет? Да? — Он закончил это неповторимой интонацией, присущей бакинцам, когда в слове «да» слышится и вопрос и утверждение.
