Последовало молчание, потом голос Шюри слабо донесся сквозь фохот помех:
— Они… не могли… проникнуть… отсек… Дверь… была заперта.
Инэш мешком осел на пол. Вот оно! Значит, они упустили не только одну деталь! Человек очнулся, все понял, стал невидимым и сразу устремился на звездолет. Он открыл тайну локатора и тайну воскресителя, если только не осмотрел его в первую очередь. Когда он появился снова, он уже взял от них все, что хотел. А все остальное понадобилось чудовищу только для того, чтобы толкнуть их на этот акт отчаяния, на самоубийство.
Сейчас, через несколько мгновений он покинет корабль в твердой уверенности, что вскоре ни одно чужое существо не будет знать о его планете, и в такой же твердой уверенности, что его раса возродится, будет жить снова и отныне уже никогда не погибнет.
Потрясенный, Инэш зашатался, цепляясь за рычащий приемник, и начал выкрикивать в микрофон последнее, что он понял. Ответа не было. Все заглушал рев невероятной, уже неуправляемой энергии. Жар начал размягчать его бронированный панцирь, когда Инэш, запинаясь, попробовал дотащиться до силового регулятора. Навстречу ему рванулось багровое пламя. Визжа и всхлипывая, он бросился обратно к передатчику.
Несколько минут спустя он все еще что-то пищал в микрофон, когда могучий звездолет нырнул в чудовищное горнило бело-синего солнца.
Часть 1
Защита от будущего
Внутри мертвой планеты шевельнулся старый усталый механизм. Замигали бледные электронные лампы, медленно заскрипел переключатель, меняя состояние с нейтрального на положительное.
Послышались шипение и треск плавящегося металла, когда медный предохранитель сдался наконец под напором могучей энергии. Металл напрягся, как мышца человека, под мощным электроимпульсом, потом предохранитель расплавился и с глухим стуком упал на пол.
Однако перед этим ему удалось повернуть колесо.
Древняя тишина помещения была нарушена. Колесо лениво вращалось на тонкой пленке масла, которое — хорошо защищенное — сохранилось за миллион лет. Три раза повернулось колесо, а потом его основание развалилось на куски. Бесформенная масса, в которую оно превратилось, ударилась в стену, рассыпавшись в пыль, не годную уже ни на что.
Однако колесо все же повернуло вал, открывший микроскопическое отверстие в днище уранового реактора. В канале под отверстием серебром блеснул уран.
В космическом напряжении два куска металла находились друг перед другом. Потом шевельнулись. Энергия, протекавшая между ними, мгновенно вызвала стремительную реакцию. То, что было твердым металлом, перешло в жидкое состояние, и верхний стек к нижнему.
Пылающая масса попала по каналу в специальную камеру, а там, образовав лужу, закипела, забулькала. Когда разогрелись холодные изолированные стенки, пошел ток. Импульсы его побежали по пещерам мертвого мира.
Во всех камерах объединенной системы подземных фортов послышались голоса. Мегафоны хриплыми голосами передавали сообщения на таком забытом языке, что даже эхо искажало их смысл. В тысячах помещений тишину нарушали голоса из невероятно далекого прошлого, ждали ответа и, не дождавшись его, равнодушно принимали молчание за одобрение.
И вот в тысячах помещений переключатели замкнули цепи, повернулись колеса и уран потек в специальные камеры. Последовала пауза, во время которой общий процесс близился к концу. Электронные устройства задавали себе вопросы без ответов.
Указатель определил цель.
— Там? — требовательно спросила электронная лампа. — Оттуда?
Указатель не шевельнулся.
Выждав положенное время, лампа включила передатчик.
— Там, — сказала она тысячам ждущих электронных устройств. — Приближающийся объект, несомненно, прибывает оттуда.
Миллионы рецепторов хранили спокойствие.
— Готово? — спросили они.
В помещениях механизмов за камерами с кипящим ураном контрольные огни лаконично подтвердили готовность.
Ответом была короткая команда:
— Огонь!
В пятистах километрах над поверхностью бледный и напряженный Петерc повернулся к Грейсону.
— Что это было, черт побери? — спросил он.
— А что такое? Я смотрел в другую сторону.
— Я бы поклялся, что видел там вспышки, их было трудно сосчитать. А потом мне показалось, будто что-то пролетело мимо нас.
Грейсон сочувственно покачал головой.
— И ты не избежал этого, дружище. Не можешь вынести напряжения первой посадки на Луну. Расслабься, парень, мы уже почти на месте.
— Но я готов поклясться…
— Ерунда!
В трехстах восьмидесяти тысячах километров за ними Земля содрогнулась, когда тысяча суператомных бомб взорвалась одновременно, взметнув вверх грибообразные облака.
Мгла мгновенно заволокла всю стратосферу, скрыв от звезд подробности катастрофы.
Планета Аурига-2
Дорогой друг!
Ваше письмо, которое попало ко мне по линии Клуба межпланетной переписки, вначале оставило меня равнодушным. Семьдесят планетарных периодов — кажется, вы называете их годами — тюрьмы отучат радоваться жизни кого угодно. Однако, изнемогая от скуки, я все же убедил себя взяться за перо и написать ответ.
Судя по Вашему описанию, Земля поистине великолепна. Мне хотелось бы побывать на ней, и, может быть… но не будем торопить события.
Вас, должно быть, заинтересует материал, который пошел на письмо. Это высокочувствительный металл, чрезвычайно тонкий и гибкий. Я высылаю Вам несколько таких листов. Писать лучше всего вольфрамовым стержнем, обмакнув его предварительно в какую-нибудь сильную кислоту. Для бумаги же, которая, как видно, у вас в ходу, мои пальцы в буквальном смысле слова слишком горячи.
Вот, пожалуй, и все. Может статься, Вы не пожелаете переписываться с осужденным преступником — решение за Вами. Благодарю Вас за письмо. Не стремясь к тому, Вы немного скрасили мое однообразное существование.
СкандерАурига-2
Дорогой друг!
Вы ответили мне, и я счастлив! Прошу прощения за то, что мое письмо, по мнению Вашего врача, чрезмерно Вас возбудило, а также за те переживания, которые доставил Вам рассказ о моих злоключениях. Любопытство Ваше вполне оправданно, и я постараюсь его удовлетворить.
Вы пишете, что в документах клуба нет сведений об отправке какой-либо корреспонденции на Ауригу, что, если верить полученной Вами справке, температура на поверхности второй планеты в системе Ауриги превышает 500 градусов по Фаренгейту и что жизнь в таких условиях невозможна. Относительно писем и температуры Вы совершенно правы. По вашим меркам у нас и в самом деле жарковато, однако мы не относимся к углеводородным формам жизни и потому не испытываем при 500 градусах никаких неудобств.