- Чумкин уже выступал? - спросил я стоявшего без зонта юношу, по коротко остриженной голове которого стекали, застревая в щетине, мутные капли дождя.
- Нет, - отрешенно ответил юноша, не поворачивая головы.
- А будет? - попытался уточнить я, приглядываясь к странноватому парню: казалось, в мыслях он был где-то далеко, и все вокруг происходящее его волновало не больше, чем какая-нибудь назойливая муха.
- Не знаю, - так же отрешенно ответил он.
Что-то было в этом парне необычное, хотя с виду он был ничем не примечателен: круглое деревенское лицо, простая, даже слишком, одежда, немодные ботинки... стоп, а ботинки-то = армейскиепарадные, мне такие на сборах выдали, когда сапог нужного размера не хватило! Пораженный своим маленьким открытием, я огляделся по сторонам и увидел в своем ближайшем окружении еще пять-шесть коротко остриженных мокрых голов. Десантники! Десантники уже в городе, только переодетые и, кажется, без оружия... Но зачем они здесь? Чтобы опознать ренегата-лейтенанта или с более далеко идущими целями? Собравшись с духом, я пошел в лобовую атаку:
- А что, зонты вам не выдали?
- Нет, не выдали, - все так же отрешенно подтвердил парень, но тотчас вспохватился и, медленно повернув голову на мускулистой шее, окинул меня грустным взглядом. - Закурить есть?-спросил он после долгой паузы.
- Я не курю.
"А все же жаль, что не досталось сегодня "Явы", - подумал я с досадой, - если бы я его угостил, глядишь, разговор бы завязался". Я повернулся в другую сторону и, увидев в двух шагах мужчину с "беломориной" в зубах, как можно вежливее обратился к нему:
- Извините, закурить не найдется?
- ?! - мужчина посмотрел на меня так, будто я спросил у него столовую ложку икры.
- Я вам десять копеек дам, - не очень уверенно предложил я.
- Ладно, бери так, - мужчина засунул руку в карман брюк и, не доставая всей пачки, вытянул из широкой штанины одну папиросину.
- Спасибо большое, - я поблагодарил доброго человека и протянул папиросину десантнику. -Спички есть?
- Стрелок без спичек - что ... без яичек, - бархатно прохрипел он, размягчаясь душой. - Два дня не курил, - он прикурил и тут же спрятал зажатую между большим и указательным пальцами папиросу под ладонь, чтобы дождь не замочил. - У нас в части еще неделю назад курево из чайной исчезло: все в город отдали... Замполит говорит, людям курить нечего, а дэшэбэшники, получается, не люди!
- Кто?
- Что "кто"?
- Кто не люди, ты говоришь?
- Ну... солдаты десантно-штурмового батальона, - парень посмотрел на меня как на неграмотного.
- А что вы здесь мокнете?
- Хер его знает, - безыскусно ответил парень, и видно было, что он не лукавит. - Сказали стоять и ждать приказа...
- Какого приказа? - попытался выведать я.
- Ха, какого приказа! - усмехнулся парень. - Этого даже наш комвзвода не знает: у нас заранее объявлять не принято, сам понимаешь.
- Понимаю, - кивнул я, хотя на самом деле ничего не понимал.
"Странно устроен мир, - подумалось мне, - сидишь в тепле и уюте, хрумкаешь огурцы и слушаешь байки про мифических десантников, до которых тебе, в сущности, нет никакого дела, а через полчаса один из этих самых десантников стреляет у тебя на улице закурить и говорит, что ждет сам не знает какого приказа, а если еще через каких-нибудь пару минут поступит приказ разогнать демонстрацию, он, может, трепанирует тебе череп саперной лопаткой..." Мне даже показалось, что левую штанину парня оттопыривает черенок заткнутой за пояс саперной лопатки... Бред какой-то! Бред, бред и бред!!! Но вот стоит же передо мной совсем не мифический, а самый что ни на есть реальный десантник; он, правда, не в форме, в прямом и переносном смысле, и думает осигаретах, пиве и женщинах, которые его ждут "на гражданке", но кто его знает... приказы ведь не обсуждаются! И стало мне не то что бы страшно, но немного не по себе. Я попрощался с парнем, выбрался из толпы и направился в кинотеатр покупать билеты ольгиным родителям.
В кинотеатре меня ждал очередной сюрприз: именно с этого дня дирекция начинала сдавать по субботам свой очаг культуры в аренду кооператорам для показа видеофильмов на большом экране. Рукописный анонс, прилепленный на стену возле кассы, гласил: "Видеосалон "Русское видео" представляет: "Рембо-3" (про Авган) и "Эмануель" (крутая любовь)". "Если взять билеты на "Эмануель", то ольгины родители подумают, чего доброго, что я над ними издеваюсь", - я почесал в раздумьи нос и попросил два билета на "про Афган".
Интересно, как встретит меня Ольга после утренней размолвки? "Если приветливо, то она действительно затеяла какую-то игру", - загадал я, нажимая на кнопку дверного звонка.
- Заходи, - Ольга открыла дверь и тут же, резко развернувшись, прошла в свою комнату... Впрочем, это еще ни о чем не говорило: она частенько меня так встречала.
Я стряхнул на лестничной площадке воду с плаща, снял ботинки, одел тапочки, заочно выделенные мне ольгиной мамой, и прошел вслед за Ольгой в ее комнатушку, в которой едва помещались шкаф, трюмо и полутораспальная кровать (интересно, кто придумал кровати на полтора человека?). Света в комнате не было - Ольга стояла в сумерках у незашторенного окна, опираясь на подоконник, и лицо ее терялось в плотной вуали полутьмы, только пышная грива просвечивала бледно-серым светом дождливого вечера. В ее позе было что-то театральное, но я не мог понять, на какой эффект рассчитана эта театральность, и решительно не знал, в каком тоне начинать разговор. "Какого черта она ставит меня в положение зрителя, случайно оказавшегося на сцене?!" = начал я злиться.
- Вот два билета на "Рэмбо", - нарушил я тишину немой сцены, протягивая Ольге билеты.
Она не торопилась их забирать, внимательно разглядывая меня, как будто видела в первый раз, и мне стало казаться, что она собирается ответить: "Иди и отдай сам", - но она, наконец, протянула гибкую руку и сказала просто:
- Спасибо.
Ольга отлепилась от подоконника и пошла относить билеты, оставив меня в некотором недоумении: никогда раньше она не благодарила меня за это. Да и за что благодарить, если разобраться? Это родителям "спасибо" сказать надо.
Быстро вернувшись, она задернула окно занавеской и зажгла свет, и я отметил про себя, что на ней было теперь не вечернее платье, как утром, а простенький байковый халатик на пуговицах и пушистый свитер поверх него.
- Что ты собираешься делать? - спросила она, поворачиваясь ко мне на недосягаемом для моих рук расстоянии.
- Снять трусы и бегать, - улыбнулся я, придвигаясь к ней.
- Ты все про свое, - вздохнула она.
- А ты про что?
- Я - про твой гороскоп.
"Партизанка! - сказал я себе. - Устроила мне холодный прием, чтобы не выдать свою игру, но не надолго ее хватило".
