— Завтра, — сказал К’хириш.
Р’йенра понял его и без расшифровки. К’хириш знал нужное время с точностью до минуты. По какой-то причине не стоило сажать корабль сейчас, следовало обождать, пока сменится день. Завтра начинались события.
Р’йенра коснулся его руки в знак понимания и ушёл.
— Я останусь тут, — сказал К’хириш ему и М’рхайре. Он прошёл к креслу пилота и сел в него, отвернувшись от пульта управления. — Это — ваше. Ваши… — он запнулся, — ваши события. Я буду только помехой. Когда… если…
Р’йенра фыркнул. Хманк опять запутался — не в своих песнях, конечно, а в том, о чём стоило и не стоило предупреждать друзей.
— Говори как хочешь, — опередил его М’рхайра. «Лезвие» насмешливо улыбался, почти скалился. — Мы знаем тебя.
— Спасибо, — искренне сказал К’хириш. — Когда вам будет очень нужно, позовите меня, я постараюсь помочь. Я всё время слушаю.
— Непременно, — вновь перебил Р’йенру М’рхайра. Оскал его стал шире. Несмотря ни на что, М’рхайра до сих пор не признавал истинные масштабы власти певчих, и теперь он не верил, что им с «лезвием» может потребоваться помощь К’хирилла. В то, что К’хирилл способен им помочь, он тоже не верил.
Он просто недостаточно долго с ним общался.
Р’йенра — верил.
Больше того, он привык верить и не беспокоился уже, и потому сказал о другом:
— К’хириш, если тебе самому надо будет помочь — зови. Не терпи. Если тебе станет плохо, я рассержусь.
Хманк улыбнулся, оцепенело глядя прямо перед собой. Бледный, хилый, маленький. Абсолютно уверенный.
— Удачи, — сказал он.
О том, что на краю поля стоит человек, они знали — предупредил корабль. У М’рхайры грива дыбом поднялась от возбуждения: обещанные им тайны были не мертвы, не законсервированы в хранилищах данных. Живые собратья ждали их здесь! Р’йенра сам вновь и вновь дёргал ушами, чувствуя, как не в лад колотятся его три сердца.
— Это беженцы, — сказал М’рхайра. — Но я ничего не слышал о них. Когда они сюда прилетели? После Первой войны? После Второй? Что это за люди? Как они живут здесь? Что они нам скажут?..
— Замолчи, — взмолился Р’йенра. — Иначе мы будем похожи на детей. Выйдет глупость.
— Меня это не пугает, — сказал М’рхайра и расхохотался. — Такая новость! К’хириш не слукавил. Но интересней всего мне, что сохранили эти люди. Может, мы узнаем что-то ещё…
Весёлость ушла из его облика так же быстро, как появилась. Р’йенра вздохнул и провёл рукой по ушам. М’рхайра говорил уклончиво, и Р’йенра знал, почему. Знал, о чём. Две проигранные войны поставили человечество на грань выживания. С тех пор прошли многие десятилетия, численность неуклонно восстанавливалась; но была потеря куда горшая — невозвратимая. Полмиллиона лет культурного наследия канули во тьму. Жалкие остатки человеческой расы, цепляясь за жизнь, не нашли сил заботиться о сохранении информации. Они сберегли так мало, так страшно мало! Из памяти о прошлом уцелела лишь память о том, что прошлое было великим. Всё, что они знали о полумиллионе лет письменной истории человечества, теперь умещалось на нескольких страницах.
И ярче, чем радость встречи, была радость надежды: возможно, эти люди сохранили память. Пусть не многое, но хоть что-то.
Они вышли и остановились внизу, у трапа, в яркой жёсткой траве. Ветер принёс тысячи переплетённых запахов, по большей части растительных, но запахи крови и плоти также были среди них. Р’йенра и М’рхайра одновременно учуяли незнакомца и одновременно наставили уши.
Он был настороженным, и внимательным, и очень удивлённым. Он подозрительно принюхивался, щуря глаза. И не двигался с места; он напоминал бы статую, если бы ветер не покачивал его косы. В нём не было ни возбуждения, ни приветливости.
— Что нам правильней сделать? — пробормотал М’рхайра. — Пойти к нему самим или нет?
Р’йенра прижал клыками нижнюю губу. Настороженность незнакомца с запахом передалась и ему. Он задумался, разбираясь в доносимых ветром оттенках.
— Мы ему не нравимся, — определил он наконец. — М’рхайра, почему? Так сразу?
М’рхайра досадливо фыркнул, в горле его заклокотал и погас тихий рык: «Откуда мне знать?»
«К’хириш?» — подумал Р’йенра. Он чувствовал себя глупо: они ещё и словом не перекинулись со встречным, а он уже растерялся и обращается за помощью к певчему… В тот же миг он ощутил К’хирилла странным образом, некой частью сознания: хманк сидел на полу в кабине, скрестив ноги и положив руки на колени. Он был очень глубоко во внутренней бездне, и его разум накрывал луг и лес, точно купол силового поля. «Р’йенра, не надо говорить со мной часто. Действуйте сами. Сейчас: сравнивай. Я дам одно: вы говорите на чужом языке».
У Р’йенры холод стёк по спине. М’рхайра рядом замотал головой и выдохнул древнее ругательство, какое и с уст стариков уже не срывалось: ймерх-се! Великая смерть!..
М’рхайра быстро соображал.
Они говорили на лучэне, гибридном языке Седьмой Терры, взрывчатой смеси русского, путунхуа и астро-английского. В сущности, это и был их родной язык — тот, на котором они быстрей и точней всего выражали мысли. От богатства человеческих языков остался только упрощённый общий и пара медленно дотлевающих диалектов. На Кадаре общий язык вправду оставался живым, но Р’йенра и М’рхайра родились на Диком Порту, и их матери говорили с ними на астро-английском. В университете на факультете дипломатии цивилизаций лекции читали на русском, а на улицах и в информационных сетях говорили на лучэне.
— Значит, упрощённый общий, — медленно проговорил М’рхайра, и Р’йенра поморщился. Произношение у любимого друга было отвратительное — ни одной грудной рычащей, сплошь горловые.
— У нас будут проблемы, — пробормотал Р’йенра, и М’рхайра пихнул его кулаком.
— Говори по-человечески.
Порыв ветра отогнал лёгкое облако, и на высокую неподвижную фигуру незнакомца упал солнечный луч. В этот миг оба поняли, что проблемы их будут куда серьёзнее, чем просто дурное произношение и нехватка лексики.
Косы. Десятки — десятки! — кос незнакомца пылали золотом почётных зажимов, усыпанные ими едва ли не сплошь, от корней до кисточек. Такое Р’йенра видел только в исторической хронике. Даже у верховных вождей сейчас не было столько, потому что верховные вожди нынешней эпохи не вели войн… Сколько же лет этой колонии? Несомненно, она возникла задолго до Второй войны; во время Второй такой воин не мог бы, не позволил бы себе уцелеть… Значит, колония старше. Здесь сохранились традиции. Это и хорошо, и плохо. Р’йенра напряг память, пытаясь собрать воедино всё, что знал про обычаи старины.
