Я чуть было не захлебнулся пивом.
А что, если он сейчас трахнет меня бутылкой по башке? Поди знай, что у сумасшедшего на уме...
В том, что Гордей сбежал из психушки, у меня сомнений не было. Потому и без денег, потому и голодный. Ишь ты, в детском садике ночевал, в старшей группе...
Я протянул ему двадцатку.
- Возьми, пока я не забыл. Ты знаешь, меня жена вообще-то в магазин послала... Она не любит, когда я с утра пиво пью. Так что это все тебе, подвинул я ближе к Гордею остальные бутылки и сверток с бутербродами.
- Не дрейфь, я адекватный, - улыбнулся Гордей все той же доброй и беззащитной улыбкой. - Если хочешь знать, я боюсь тебя гораздо больше, чем ты меня. Я должен сказать тебе пару важных вещей, но, пока у тебя бутылка в руках, не решаюсь. Вдруг шарахнешь меня ею по голове?
Я так и не понял, дразнился он, озвучивая мои собственные мысли, или в самом деле меня боялся. Потому что из-за угла двухэтажного корпуса вдруг выбежали четверо - два милиционера и еще два каких-то мужика - и, набросившись на Гордея, повалили его на землю. Следом за ними важно прошествовала уже знакомая мне врачиха; из-под накинутого на плечи пальто выглядывали полы белого халата.
- Попались, голубчики! - торжествующе улыбнулась она. - Это ты помог ему бежать из больницы? - строго спросила у меня врачиха. - Где дубликаты ключей?
- Каких ключей? - искренне недоумевал я.
- Это не он, - подтвердил Гордей, которого уже поставили на ноги и цепко держали за руки. Один из милиционеров доставал из-за пояса наручники, но они почему-то не вытаскивались. - Мне главврач двери открыл.
- Как это главврач? - хмыкнула врачиха. - Ардалион Витольдович такого сделать не мог!
- Мог, мог, еще как мог... - вяло настаивал на своем Гордей. - Ой, смотрите! - крикнул он, показывая в сторону ближайшей песочницы. - Вадик опять сыплет песок на голову Алене. Вадик, перестань сейчас же! - крикнул Гордей почему-то женским, визгливым и неприятным голосом.
Я посмотрел туда, куда указывала рука Гордея. В песочнице действительно Вадька сыпал песок на голову Алене.
Алена противная, ее никто не любит. Но сыпать песок на голову нехорошо, Марь Иванна, воспитательница, уже много раз говорила это Вадьке. Но он неслух и озорник, это все знают. И если он сейчас опять попробует отнять у меня машинку, я, как учил папа, дам ему сдачи. Размахнусь как следует - и дам!
Марь Иванна хлопнула в ладоши.
- А теперь, дети, все дружненько идем кататься на горку. К тебе это не относится, Чижик, - сказала она мне почему-то мужским голосом, ужасно знакомым. Ах да, это же голос... Гордея!
Именно в этот момент я чуть было не свихнулся. Только что все было так хорошо: детский сад, песочница, сердитая Марь Иванна, и вдруг - тот же детский садик, но вместо детей санитары и милиционеры, а Марь Иванна - это, оказывается, Гордей. Тут у кого хочешь крыша поедет.
А может, у Гордея не сумасшествие, а какая-то заразная болезнь? И это раздвоение реальности - ее первые симптомы? Ну я и влип...
Милиционеры и санитары по очереди забирались на металлическую горку и съезжали с нее, ругаясь матом. Врачиха старалась от них не отстать. Один из санитаров, изловчившись, ухватил ее за волосы. С головы врачихи упала вычурная шляпка и подкатилась к нашим ногам.
- Вадик, не дергай Алену за косички! - немедленно среагировал Гордей. Говорил он своим обычным голосом и по-прежнему улыбался.
- Она первая начала! - наябедничал мордастый санитар и добавил несколько взрослых выражений. Ругался он неинтересно, просто грязно, и все.
Горка стонала под тяжестью откормленных тел. Гордей, видно, тоже озаботился безопасностью своих "воспитанников". Он еще раз хлопнул в ладоши.
- А теперь, дети, будем водить хоровод. Достаньте свои наручники и замкните круг. Алена, ты рядом с Вадиком не становись, он опять будет тебя за косички дергать! - посоветовал Гордей.
Милиционеры немедленно достали наручники и начали соединять себя друг с другом и с санитарами. У последних, как оказалось, тоже под куртками были спрятаны браслеты, так что хватило на всех. Дождавшись, пока круг замкнется, Гордей скомандовал:
- А ключики, детки, отдайте мне.
Он забрал ключи от наручников и, широко размахнувшись, забросил их в кусты.
- Ну, дети, какой у нас сейчас праздник? - спросил он.
- Новый год! - писклявыми нестройными голосами ответили "дети".
- Правильно. Кто к нам должен прийти?
- Дед Мороз! - сообразил Вадик.
- А еще кто? - не унимался Гордей.
- Снегурочка! - гаркнула врачиха, подпрыгнула и высунула широкий язык, покрытый беловатым налетом.
- Умница! - восхитился Гордей. - А теперь давайте дружно их позовем. Ну, три-четыре!
- Дед Мороз! Снегурочка! - закричали хором подопечные Гордея. А он, сунув мне неоткупоренные бутылки, тихо сказал:
- Уходим отсюда, я пока еще не могу держать пятерых сразу и долго. Жаль, не поговорили. Но я тебя найду. За мной ведь теперь должок, усмехнулся он, перекладывая двадцатку из одного кармана в другой.
Садик вообще-то в тихом месте расположен, на отшибе, но все равно по периметру ограды начали собираться люди. И почему-то никто не решался переступить границу даже там, где сеток не было.
- Бабушка, а разве уже Новый год? - спросил четырехлетний карапуз с машинкой на поводке.
- У кого как, - осуждающе покачала головой аккуратно одетая седовласая старушка.
- Надо милицию вызвать! - послышались пока еще робкие советы.
- Напились с утра... А попади к ним в отделение - изобьют до полусмерти, и виноватых потом не найдешь...
Гордей был прав: пора уходить. Он пошел направо, я налево. И один-единственный вопрос, который в ту минуту меня тревожил, был такой: откуда взялась эта Марь Иванна? Я же никогда не ходил в детский садик...
* * *
- Ты можешь ко мне зайти, прямо сейчас? - спросил Гордей. Позвонил он мне дня через четыре после "новогоднего" хоровода.
- Что за спешка? Я только-только с работы, еще не ужинал...
- Заодно и поужинаем. Ты какую икру предпочитаешь, черную или красную?
- Вначале черную, потом, когда она кончится - красную. После икры бутербродик с красной рыбкой. Еще хороши оливки...
- Черная икра никогда не кончится. Запоминай адрес...
Сказать, что Гордей жил скромно - значит ничего не сказать. Из мебели у него был только обшарпанный шкаф - кажется, именно такие прославились как "славянские" - и софа. Ах да, еще письменный стол, тоже не первой молодости, со стареньким 14-дюймовым монитором, и вертящееся кресло перед ним. Всю остальную мебель заменяли грубо сколоченные стеллажи вдоль всех свободных стен, весьма смахивающие на нары. Большая часть полок была заставлена книгами, меньшая - картонными коробками с каким-то хламом. Но пол был чистым, стеллажи недавно протерты от пыли. Так что логово Гордея было хоть и неуютным, но ухоженным.
