- А я вот недавно...
- Вижу, до Лошака тебе далеко. Хотя, твой размах всем известен.
Я за волосы приподнял голову стукача-придурка и заглянул ему в лицо. Глаза у того были открыты.
- Выключился, бедняга, - сообщил я. Лошак вдруг всхрапнул и громко свалился со стула. Мясоруб бережно поднял его, усадил обратно.
- Не трогай ты его, Алекс, - сказал он мне. - Пусть спит.
К столику подбежал Ловкач.
- Принеси-ка мне горячей, парень, - попросил я.
Мясоруб сделал графин безнадежно пустым, затем принялся с недоверием изучать его на просвет. Он спросил равнодушно:
- Как дела? Ты сегодня, смотрю, с карманами пришел.
- Да ничего дела, - ответил я. - Обработал, понимаешь, одного очкарика. Двести хрустящих.
- Ого! - Мясоруб даже присвистнул. - Везет дуракам.
- А у тебя откуда деньги?
- У меня те же, магазинные. Помнишь, вместе трудились?
- Да, - сказал я, - помню.
Официант принес мне заказанное, и мы с Мясорубом молча занялись делами. Он полностью отрешился от мира, махом опустошив половину графина, я же культурно налил себе в стакан и оглядел зал. Какой-то тип, сидящий недалеко от эстрады, во все глаза смотрел на смелую парочку и спешно доставал фотоаппарат. Парочка на эстраде шалила вовсю. Турист, презрительно подумал я о нем, залпом выпивая целительную жидкость. Странствует откуда-нибудь из пустынь... Бармен Иосиф раздобыл где-то журнал для детей и забавлялся тем, что пририсовывал на веселых картинках похабщину. Из-под стола Тихони доносились вопли. Жизнь Бутсы вошла в ночную колею - торжество демократии. Я глотнул раз, другой, но лучше от этого не стало.
- Еще! - коротко вскрикнул Мясоруб. Официант засуетился.
Лошак снова издал звук и упал со стула, цепляясь пальцами за грязную посуду. К счастью, обошлось без жертв. Черт с ним, решил я. Нализался, псина, вот пусть и валяется на законном собачьем месте - под ногами полутрезвых хозяев... Потом посмотрел на него внимательно и понял, что хватит. Достаточно на сегодня выпивки. Не хочу, чтобы меня вышвырнули завтра утром на улицу, как это сделают с Лошаком. Мордой о грязный наждак асфальта. Ясно теперь, почему у него лошадиная физиономия. Я взял графин и вылил содержимое на пол.
Дама, вольно раскинувшаяся на подоконнике, удивленно воззрилась на меня.
- Ты что, псих? - бросила она реплику с места.
- Буйный, - предупредил я ее. Она хохотнула.
- Отдал бы лучше мне, я нормальная.
- Ну-ка, Алекс, кто тут буйный? - внезапно ожил Мясоруб, одежда его страшно взбугрилась. - Я! Я вместо санитаров!
- Успокойся, Ханс, - сказал я ему. - Мы шутим.
И он успокоился: его ждал очередной графин. Правда, он был слегка разочарован. Дама продолжила беседу:
- Хочешь развлечься, - сказала она, ничуть не сомневаясь. Я ее понял: оставшись на ночь без работы, вцепишься в любой шансик. Вздохнул:
- Очень хочу, - и пожаловался, брезгливо оглядев ее сверху донизу. - Но ты же видишь, здесь не с кем.
Она скушала, не поморщившись.
- Алекс, - подал голос Мясоруб. - Милый... - и я отодвинулся, чтобы он не полез целоваться. - Ты мой самый лучший друг. Я тебя очень люблю.
- Знаю, - сказал я ему.
- А ты меня? - подозрительно спросил он и рыгнул.
- Что за вопрос! - воскликнул я, еще отодвигаясь.
- Ты отличный парень, - с трудом проговорил Мясоруб. - Мой лучший друг... - он погрустнел. - Я хочу открыть тебе свою тайну. Ты ведь не разболтаешь?
- Мог бы и не спрашивать! - оскорбился я. Судя по всему, начинался сеанс очередного признания. Он зыркнул стеклянными глазками по сторонам и проплевал мне в ухо:
- Слушай. Как ты думаешь, кто я такой?
- Как кто? - я удивился. - Работаешь на мясокомбинате. Это официально. А в свободное время становишься специалистом по вскрыванию замкув. Ты ведь хороший слесарь, Мясоруб, это твоя основная профессия.
- Да, я взломщик, - горько подтвердил он. - Но ты ошибаешься, Алекс. Моя основная профессия не просто взломщик, а взломщик в группе Балабола. Усек?
Я ничего не сказал ему на это. Я сидел и молча переваривал информацию. Группа Балабола... Не зря витают слухи, ой, не зря, и я уцепил верную нить, я просто молодец. Вот тебе и второсортный хозяйчик, вот тебе и мелкая сволочь!
- Ты ведь, кажется, с ним в дружбе? - продолжил Мясоруб. - Наверное, сам все знаешь. Сам, наверное, ему служишь... А? Небось и любишь его, толстозадого кобеля...
Я выразился аккуратно:
- Каждый кому-нибудь служит, никуда не денешься. Только мы с Балаболом не друзья, тут тебе натрепали.
Он обрадовался.
- Не друзья! Значит, ты его не любишь? Слушай, и я тоже. Он меня за дешевку держит, падаль, - в глазах у немца полыхнуло. - Поймал меня на крючок, взломщики-то нынче бросовый товар... Как я веселился, когда у него с банком сорвалось! Ты меня понимаешь, Алекс. Про банк-то Балабол тебе рассказывал, конечно?
Я тактично промолчал. Впрочем, Мясоруба не нужно было подстегивать, его и так уже понесло.
- Да, отлично он погорел. Знаешь, как получилось? Вышел на него один тип из банка, какой-то тамошний начальничек, и предложил совместную операцию. Короче, почистить компьютеры предложил. Типу самому было не справиться, там ведь сложно, запутано, номера счетов нужно разнюхать, коды доступа... Еще подготовить, куда бежать, а значит - билеты, документы... В общем, сговорились они, Балабол все сделал, кучу денег вбил, а этот начальник взял и исчез. Видать, сам грабанул банк, а потом сбежал. Ну я хохотал, ты не представляешь!
Я молчал прямо-таки самоотверженно. Не спугнуть бы. Не спугнуть бы дурака. Пьянь, трепло...
- Видишь бармена? Как его там?.. Ну, вон тот еврейчик, юд недобитый... Ты, Алекс, и с ним дружишь, я знаю, ты со всем здешним дерьмом дружишь. Это он вывел Балабола на того парня из банка. Или наоборот, парня на Балабола... Они вроде приятели, бармен и банковский начальник. Оба словоблуды, любят поумничать, паразиты. Бармен твой поганый... он на крючке у Балабола... Мясоруб вдруг вскочил, завопил. - Сволочь! - и упал обратно, обессиленный. Он замолчал - почти как я. Подпер голову руками, выкатил глаза на стол и посидел так, раскачиваясь. Затем всхлипнул басом:
- Работать на такую тварь! Это же надо докатиться! Все мы докатились. Ты, небось, тоже на него ломаешься, признавайся...
Я протянул ему полный стакан. Он чуть хлебнул, и на него напала икота. Минуты три он тщетно пытался что-то выговорить, судорожно дергался, испуганно вцепившись в стол, одним словом, мучался. В результате протрезвел. И понял, что наболтал кучу лишнего. Мгновенно краски любви в его лице поблекли: немец с ненавистью покатал по столу ребристую стеклотару и стал убийственно мрачным.
- Забудь, что тебе говорили, ясно? - сказал он напрямик. Ручищи его сжались в шары, и я почувствовал, что мне нехорошо. Сработала защитная реакция - я привычно притворился пьяным.
