— Механизм заказа и получения еды стандартный. Набери на пульте код физиологической классификации и увидишь меню. Там будет указано, какие блюда имеются в наличии. Тут у нас тралтанов полно, так что выбор большой, вот только насчет качества и вкуса — это уже другой вопрос.
Гурронсевас не отозвался. Он размышлял. Орлигианин оказался не таким уж невежей. Он хотел ему помочь, и продолжал давать советы.
— С новичками у нас тут такое дело... — говорил он. — Чужая еда может показаться отвратительной на вид — такой мерзкой, что даже аппетит пропадает. В общем, если почувствуешь что-то подобное, лучше одним глазом в свою тарелку смотри, а остальные закрой. Никто не обидится. Ну а если ты действительно сюда прибыл, чтобы отвечать за то, чтобы еда была вкусная... ну, или наоборот, то ты себе сразу жизнь облегчишь, если все сразу уразумеешь.
— Примите мою глубочайшую благодарность за предоставленные сведения и добрые советы, — сказал Гурронсевас. — К сожалению, скорее всего я не сумею воспользоваться всеми вашими пожеланиями.
— Ну, вот опять его на вежливость потянуло, — проворчал орлигианин и продолжил уплетать свою еду.
Гурронсевас подошел к столу поближе и опустился в мельфианский гамак как только мог осторожно, дабы не сломать его. Тут снова зазвучали трели и пощелкивания Приликлы.
— Я ощущаю, что вы голодны, но при этом проявляете любопытство к тому, каким образом я питаюсь, — сказал эмпат. — Поэтому начните с того, что удовлетворите самостоятельно первое чувство, а я помогу вам удовлетворить второе.
«Может, этот Приликла и не телепат, — подумал Гурронсевас, набирая на пульте вызов меню, — но этот его эмпатический орган работает так тонко, что разницы почти никакой».
— Я считаю, что потребление пищи в состоянии парения способствует лучшему его перевариванию, — продолжал тем временем цинрусскиец, отвечая на первый незаданный вопрос. — А если еда слишком горяча, биение крыльев помогает охладить ее. Эти похожие на веревочки штуки — не что иное, как земные спагетти. ДБДГ из обслуживающего персонала их просто обожают. Производятся эти спагетти синтетическим путем — вам это, бесспорно, известно. Сами по себе на вкус они пресные, поэтому приправляются соусом. Если соуса многовато, то он может забрызгать и меня, и тех, кто разместился за столом рядом со мной. Вам еще что-либо хотелось узнать, друг Гурронсевас?
— Мне все это интересно с профессиональной точки зрения, — признался тралтан, от волнения забыв воспользоваться другим ротовым отверстием, а не тем, которым в это мгновение пережевывал пищу. — А вы питаетесь какими-то еще нецинрусскийскими блюдами? Знаете ли вы еще кого-либо в госпитале, кто предпочитает пищу, привычную для других видов? А за этим столом такие есть?
Ярох-Кар отложил в сторону столовый прибор и сообщил:
— Время от времени такое случается с диагностами — когда они усваивают чью-нибудь мнемограмму и сами не соображают, кто они такие на самом деле. Ну а кроме диагностов... некоторые, случается, чужую еду лопают из интереса, ну или когда приступают к работе в отделении с соответствующими пациентами — чтобы понять, что же они такое едят. Но ты только представь — чтобы я, орлигианин, стал бы пытаться мельфианских грипов кушать. Это же уму непостижимо — гонять их по тарелке туда-сюда! Вылавливать по одной! Нет, что до меня, то я очень рад, что это увлечение у нас тут не в моде.
Гурронсевас не поверил своим ушам.
— Вы хотите сказать, что тут к столу подают живую пищу?
— Ну, может, я слегка загнул, — сказал Ярох-Кар. — Эти рыбки, грипы, они верткие, но не то чтобы живые. На самом деле такая же синтетическая бурда, как все остальное, чем нас тут потчуют. В общем, берут синтетическую массу, обрабатывают ее какими-то вредными химикатами, и кусочки потом можно зарядить, одни — положительным электрическим зарядом, другие — отрицательным. Ну а потом наваливают их в тарелку прямо перед подачей на стол. И пока заряженные кусочки не разрядятся, зрелище весьма натуральное и совершенно отвратительное.
— Восхитительно! — не удержался от восторга Гурронсевас, решив про себя, что Ярох-Кар необычайно сведущ в вопросах приготовления пищи в госпитале. Вероятно, орлигианин был гурманом, поэтому Гурронсевасу не терпелось продолжить начатую беседу. — В «Кроминган-Шеске», — сообщил он, — нам приходилось получать живых грипов с Мельфы, поэтому блюдо это было очень редким и дорогим. Но разве так уж невозможно теоретически производить пищу, которая бы удовлетворяла требования обмена веществ всех теплокровных кяслорододышащих, и чтобы она при всем том выглядела привлекательно и была приятна на вкус? Ну, скажем, чтобы такое блюдо сочетало в себе внешнюю привлекательность и вкусовые качества, скажем, кельгианских побегов лианы креллетины, мельфианских болотных орешков, ну и конечно, грипов, а также орлигианских скарши, аллахимских птичьих семян, землянских отбивных, а также и спагетти, и наших... Я что-то не то говорю?
Все разместившиеся за столиком, за исключением Приликлы, дружно издали громкие непереводимые звуки. Первым заговорил землянин.
— Не то? Да от одной этой мысли нас всех вот-вот стошнит.
Приликла издал непереводимую трель и сказал:
— Я не ощущаю никаких расстройств эмоциональной сферы и пищеварения, друг Гурронсевас. Наши соседи просто преувеличивают свою вербальную реакцию для создания юмористического эффекта. Не расстраивайтесь.
— Понимаю, — промямлил Гурронсевас и вновь обратился к цинрусскийцу:
— Скажите, а то, что вы свиваете спагетти в веревочку, — это тоже способствует лучшему их перевариванию?
— Нет, друг Гурронсевас, — ответил Приликла. — Этим я занимаюсь исключительно потому, что мне так нравится.
— Я когда был маленький, — вставил Ярох-Кар, — а это было давным-давно, — помнится, тоже любил поиграть с едой, только мне за это влетало — вербально, как вы выражаетесь, уважаемый Приликла.
— У меня тоже сохранились подобные воспоминания, — признался цинрусскиец. — Но теперь я большой и сильный и могу себе позволить делать то, что мне хочется.
Мгновение Гурронсевас в изумлении взирал на тоненькое хрупкое тельце, паучьи лапки и невероятно тонкие крылья. А потом и он присоединился к остальным и издал ряд непереводимых звуков, в тралтанском понимании соответствующих смеху.
Продолжительный период вдумчивого бодрствования, посвященный размышлениям столь напряженным, что Гурронсевас не смог бы определить, сколько времени прошло, был прерван настойчивым звоном и вспышками лампочки над входной дверью. Гостем оказался лейтенант Тимминс.
