Три дня и три ночи в небе бессменно сияло солнце. Три дня и три ночи пробивался ледокол на север. Теперь перед судном стала сплошная отвесная стена векового льда. Ледоколу уже с большим трудом удавалось продвигаться вперёд. Приходилось идти разводьями, то и дело меняя курс. И только 5 августа, достигнув 83-й параллели, он признал себя побеждённым, воткнувшись форштевнем в огромное гладкое ледяное поле. Машина была бессильна.
Тогда начался второй аврал. Люди бросились выгружать и собирать самолёты. Даже только что сменившиеся с вахты кочегары – и те приняли участие в этом аврале. Но Беляйкин сразу же снял с работы Иванова и Титова: им предстоял полёт, и они должны беречь силы.
К утру оба самолёта, готовые к полёту, стояли на ледяном поле. Участники экспедиции переносили на самолёты продовольствие, инструменты и научные приборы. Всё делалось быстро и точно, без лишнего шума и суеты. Беляйкин по записке проверял имущество.
– Где спальные мешки? – спрашивал он внезапно. И, когда руководивший выгрузкой Дудоров находил мешки, Беляйкин просил показать ему полярную одежду и шёлковые палатки, а найдя их, разыскивал примуса, необходимые для подогрева моторов и кабины самолёта на стоянке.
Так вещь за вещью было проверено всё имущество, которое должно находиться на самолётах. Полёт был настолько тщательно продуман, что даже вынужденная посадка с поломкой обеих машин не грозила гибелью людям: они могли вернуться на взятых с собой ездовых собаках.
По часам – раннее утро. На льдине – тихий, солнечный день. Которые сутки продолжается он? Это никого не интересовало. Важно было другое: восточный ветер разогнал последние остатки тумана, и вылетать можно было хоть сейчас.
Начальник экспедиции ещё раз проверил, насколько хорошо усвоил свою задачу весь экипаж, и в десять часов утра дал старт.
Тяжело опираясь на лыжи, "З-1" побежал по ледяному аэродрому. За ним несколько справа поднимался "П-6" лётчика Титова.
Беляйкин тревожно следил за взлетом, но самолёты оторвались от земли и поднялись безукоризненно.
Делая традиционный прощальный круг над аэродромом, как это было условлено ещё на земле, лётчики и механики тщательно проверяли свои машины. Радист самолёта "П-6" Киш выпустил антенну и немедленно связался по радиотелефону с самолётом Иванова. Одновременно он прислушивался к звуку работающего мотора. Опытное ухо не уловило ничего подозрительного.
Проверив работу своих приборов, Иванов приказал радисту связаться с "П-6" и спросить его о готовности продолжать полёт. Но Фунтов, как оказалось, не терял времени даром. Он уже несколько минут разговаривал с Кишем и, в ответ на приказание командира, доложил ему:
– У них всё в порядке.
– Прикажите Титову держаться справа, в тридцати-сорока метрах от меня. Передайте ледоколу, что мы легли на курс.
Советские моторы, впервые нарушив ледяной покой Арктики, уверенно и ровно несли на север прекрасные машины. Первый опытный перелёт в высокие широты начинался благополучно.
***
Яркий солнечный день. По небу плывут редкие облака. Видимость отличная. Ничто не мешает лётчику Иванову управлять своей машиной. На нём нет традиционной "кухлянки", лицо не закрыто неудобной и неприятной меховой маской. Да и нет необходимости в связывающих движение тёплых меховых одеждах. В полёте кабины самолётов хорошо согревал тёплый воздух мотора, а на стоянке можно было включить специальный отеплитель системы Дудорова, работающий от простого примуса.
Рядом с Ивановым в пилотской рубке расположился плотный, кряжистый Дудоров. Он не был рядовым механиком. Немало ценных "мелочишек" (как он называл свои изобретения и рационализаторские предложения) подарил он своему любимому воздушному флоту. Применённые на практике, они сильно облегчали работу пилотов и бортмехаников. Вот, например, сейчас, в этом полёте, благодаря одному из предложений Дудорова лётчики были совершенно спокойны за свои моторы. Им не страшен мороз! В радиаторы налита особая смесь дудоровского изобретения. Эта смесь – обычная вода с добавлением небольшого процента специального состава, надёжно предохраняющего её от замерзания. В этой надёжности и заключалась важность дудоровского изобретения.
Дудоров с лёгкой улыбкой следил за термометрами. Температура моторов была именно той, о которой мечтает механик в Арктике.
– А сколько споров было, – вспоминал он, прислушиваясь к ровной работе моторов. – "Только на моторах воздушного охлаждения можно летать в Арктике", говорили сторонники воздушной системы. Они резонно ссылались на неудобства применения радиаторов и воды в полярных условиях. Они упоминали о сложности подогрева воды, о необходимости выпуска её после окончания работы из-за опасности замерзания и разрыва системы. Но и предлагаемые ими моторы воздушного охлаждения были также далеко не идеальными в Арктике. У них были недостатки: отрицательная реакция на резкие изменения температуры, замерзание карбюраторов и много других. И только после того, как Дудоров изобрёл незамерзающую смесь, стала возможной вполне надёжная эксплоатация радиаторных моторов в Арктике.
Со скоростью двести пятьдесят километров в час самолёты уверенно шли на север. Вверху – прозрачная голубизна неба, внизу – сколько хватал глаз – на десятки километров расстилалась бескрайная белая пустыня. Иванову казалось, что его машина плавно скользит по невидимым рельсам и, доверив управление особому прибору – "автопилоту", – он не мог оторвать глаз от развернувшейся внизу картины. "Автопилот" точно вёл самолёт по заданному курсу.
Ничем не нарушалось спокойное движение вперёд. Даже стрелки многочисленных приборов "З-1", оборудованного всем необходимым для слепого полёта, как бы застыли. Беспокойно рыскали по циферблату только стрелки обоих магнитных компасов. Они чувствовали неуклонное приближение своего хозяина – полюса, окружённого невидимыми вихрями магнитных бурь. Но на них Иванов обращал мало внимания. Здесь были бесполезны эти приборы, бесценные во всех местах земного шара, кроме полюса. Их сейчас с успехом заменяли жироскопический и солнечный компасы. Последний считался самым надёжным, но и он страдал серьёзным недостатком: для его показаний необходимо солнце. Когда оно закрыто, солнечный компас превращается в бесполезную игрушку. Недаром самым надёжным средством, контролирующим показания всех компасов самолёта, Иванов считал установленной на ледоколе радиомаяк. Вшитые в шлём лётчика маленькие наушники неустанно передавали его показания.
Полёт был экспериментальным во всех отношениях. Во время его Иванов не только знакомился с ледовой обстановкой тех мест, где через несколько месяцев ему предстояло организовать базу великих перелётов Бесфамильного и Блинова, но и проверял в реальных условиях проверенные сотни раз в лабораториях многочисленные приборы самолёта.
