Сначала, когда присмотрелась к тому, как Василий косит, точно в молодости широко захватывая косой, Мария задохнулась от воспоминаний, так он был похож на того давнишнего ее Васю, по которому она сходила с ума. И поле было то же самое, и шалаш под березой на том самом месте, в точности такой же шалаш, в каком прошли ее наисчастливейшие дни. Насторожилась, похолодела сердцем, увидев на лугу совсем юную девчонку. Да уж больно молодая была девчонка, несерьезная. А когда он уплыл на другой берег и оттуда хорошо ей знакомым молодым голосом, как когда-то, позвал: "Машенька!" — она и совсем позабыла о девчонке, не удержавшись, кинулась к нему. Только Алена была настороже, не пустила.
— Погоди маленько, счас мы их накроем, голубков…
— Ты не ходи туда. Я сама, — пробормотала Мария.
— Да что сможешь сама-то? Заговорит он тебя. Поплачешь да простишь.
Но всегда сговорчивая Мария теперь заупрямилась:
— Нет, ты ступай в деревню. Я одна пойду.
Она решительно встала и вышла из леска, где они прятались. Но решительность быстро покинула ее, она шла и проклинала себя: стыд-то какой, собственного мужа выслеживать! Однако дошла, постояла возле шалаша и заглянула внутрь. Василий был один. Лежал на спине, с закрытыми глазами, но, похоже, не спал. Напряжение, которое несло Марию сюда, вдруг опало, ноги подкосились, и она без сил опустилась возле шалаша, привалившись к его стенке.
— Машенька! — шепотом позвал Василий. В точности так позвал, как тридцать лет назад, тем же молодым голосом, с той же, разрывающей душу нежностью.
Она заплакала навзрыд, и Василий выглянул из шалаша.
— Ты? — спросил удивленно.
— Не меня ждал? — прерывисто спросила она.
— Те-тебя, — сказал Василий. Но она уловила, как дрогнул в неуверенности его голос.
— Полно врать-то. Девчонку ждал?.. Как хоть зватьто ее?
— Маша.
— Ах Маша?! Значит, это ей ты кричал с того берега?
— Тебе.
— Не умеешь ты врать.
— Я не вру.
— Чего же не рад? Вот она я, пришла.
— Я тебя… другую… звал.
— О господи! Василий, не надо!
— Честное слово. Ты разве забыла? Все ведь тут, как тогда. Помнишь? Я затем сюда и езжу, чтобы вернуться в молодость.
— Без меня?
— Вдвоем нельзя вернуться. Я даже в зеркало не гляжусь, чтобы не увидеть себя… теперешнего.
— Конечно, — вздохнула Мария, — стара я для тебя, смотреть не на что.
— Да не в этом дело!
— А в чем же, в чем? Зачем все эти выдумки?
— Я тебе говорил.
— О чем ты мне говорил?
— О секрете Сен-Жермена. О том, как можно не стареть.
— Не помню. Кто это Сен-Жермен?
— Какой-то французский граф. Говорят, не старел, и все тут. А почему?
— Почему?
Она спросила насмешливо, без какого-либо интереса. Но он не обратил внимания на ее тон, заговорил страстно, явно радуясь тому, что она слушает его.
— Рассказывают, что он умел возвращать себе молодость…
— Витамины надо есть, — перебила она его все с той же иронией.
— Ты слышала о биологических часах? — спросил он, снова не обратив внимания на ее слова. — Все живое имеет свои часы. Мы спим, а они идут, едим, читаем, гуляем, работаем, а они все тикают, отсчитывают наш возраст. И не остановить их, не задержать, чтоб не так спешили. Роковая неизбежность. А вот Сен-Жермен, говорят, научился их сбивать. Интересно?..
Мария промолчала. Она вспомнила, что он и верно когда-то давно говорил ей об этом, да все позабыла за ненадобностью помнить. А ведь Василий, как видно, говорил всерьез. Алена, услышь она все это, сказала бы, что муж морочит ей голову. А она хотела верить. Тогда не поверила, а теперь верилось.
— …Оказывается, можно заставить эти часы идти как бы по новому кругу. Надо только пожить какое-то время — день там или неделю — былой жизнью, когда был молод, когда все мог и ничего у тебя не болело…
— Как же, чтоб не болело, когда болит? — спросила Мария.
— Забыть надо, отвлечься, целиком представить себя в другом времени. Лучше всего это, оказывается, на родине, где все памятное и где тебя все помнят молодым, — люди, река, деревья…
— Чего выдумываешь? Как это деревья помнят?
— Не знаю как, но я теперь верю: у природы тоже есть своя память. Добр ты к ней, возвращайся хоть через десять лет, обязательно вспомнишь свою былую доброту. Не просто памятью вспомнишь, а сердцем, душой, что ли, не знаю чем. И покажется тебе: не сам вспомнил, а будто кто напомнил об этом… А в молодости все мы добры, поскольку здоровы, полны сил и надежд. Одним словом, на родине все проще. Я вот заставляю себя ночью купаться, как в молодости. Чтобы само тело скорей вспомнило себя молодым. И шалаш построил на том самом месте, и косить встаю до зари, как бывало, и работаю столько же, сколько в молодости, не даю себе поблажки, не думаю об усталости. И, представляешь, вроде бы не устаю совсем. Молодею, честное слово, чувствую, что молодею. На целый год этой бодрости мне хватает, до следующего лета…
Мария снова заплакала. Он обнял ее, прижал к себе.
— Молодеешь… без меня… Ты молодой, а я старая…
— Так я ж тебе сколько говорил. В это верить надо, глубоко верить.
— Я верю, — сказала она, вытирая слезы. — Я хочу… с тобой…
Он задумался, оглядел луга, дальний лес, реку, небо чистое, ликующе-радостное.
— Не получится. Ты мне будешь мешать. Сама подумай, ну как я смогу представить себя молодым, когда ты перед глазами. В тебе я себя буду видеть.
Она посмотрела на него внимательно, вздохнула и вдруг полезла в шалаш. Василий улегся рядом: шалаш был просторный, на двоих. Полежали, послушали, как трепещут на ветру сухие листья над головой. Наваливался полуденный зной, клонил ко сну.
— Ну ладно, — пожалел он жену. — Побудь тут, поспи, потом поедешь.
— Я не поеду, Васенька. Я тоже хочу молодеть.
— Нельзя нам вместе.
— А ты поезжай.
— Как это поезжай.
— Очень просто. Разок пропустишь, ничего. В прошлом году молодел, в позапрошлом тоже. Думаешь, я не видела? Да и Алена все уши прожужжала. Она и теперь со мной приехала. Вернее, я с ней.
— А где она?
— В деревню пошла. Я сказала, чтобы за мной к этому шалашу не ходила.
— Умница, — поцеловал он жену. И смягчился: — Ну ладно, оставайся тут. Я себе другой шалаш построю, в другом конце деревни.
— Куда мы в пустой деревне друг от друга денемся? Нет, Васенька, уезжай. И Алену захвати с собой. Хотя сама не отстанет. Она тебя к каждой тумбе ревнует.
— Меня?! А чего я ей?..
— Одинокая она. Все у нее в голове перепуталось.
— Нет уж, пускай Алена одна едет. Я тут останусь. Построю шалаш и останусь.
