Глава IV
НАПАДЕНИЕ
Минуту или две мы не произносим ни слова: так необычна только что сыгранная мизансцена.
Наконец, Мартин спрашивает, тупо глядя в одну точку:
— Ты понял что-нибудь?
— А что же тут не понять? Вое ясно. Мердок предлагает нам агентуру. Вероятно, разведывательную.
— Ну, а ты что сказал? «Подумаем»?!
— А почему бы и не подумать? Ведь мы же собираемся работать со Стилом.
— И предавать его интересы? Я не узнаю тебя, Юри.
— Не торопись. Связь с Мердоком еще не предательство. Может, и Стилу будет небезвыгодной эта связь.
— Не понимаю такой игры.
— А мы должны быть в эпицентре этой игры. Нельзя же познать нынешний «рай без памяти», работая загонщиком скота или грузчиком.
Мартин ходит из угла в угол. Он явно нервничает.
— Почему мы должны отсиживаться в каюте, когда на палубе начнется стрельба?
— А у тебя есть оружие?
Мне вдруг становится ясным намек Мердока.
— Перестрелка будет с охранниками у кормового люка, — поясняю я.
Мартин явно не понимает: вижу по его глазам. Ему очень хочется узнать, почему именно у кормового люка.
— Да потому, что в этот люк загружали серебряные слитки. Помнишь? Какой же ты, к черту, репортер, если этого не заметил. А заметил, так сделай вывод. Самый ценный металл в Городе — серебро. Вероятно, основа его денежной системы. Золота пока на планете не обнаружено, А если так, то именно серебряные слитки и могут быть целью потенциальных грабителей. Не пароходную же публику потрошить: много риска и добыча невелика. Серебра же в трюме две тонны, не меньше. Могу допустить, что банда уже на пароходе, учитывая, что Мердок знает об этом. Сам он, конечно, в стороне: нельзя пачкать репутацию главы будущей партии. Но для роли закулисного организатора ограбления наш джентльмен, несомненно, подходит. Его партии нужны средства, а когда легальных не хватает, прибегают к нелегальным.
— Гангстер, — говорит Мартин.
— Возможно.
— Что же делать?
— Ждать.
Мартин взбирается на верхнюю койку и ни о чем уже больше не спрашивает. Я же мысленно перебираю в памяти все случившееся за день. Самое существенное появление Мердока и то, что за ним последует. Но ведь все это лишь производные от встречи со Стилом. Его рассказ заполнил белые пятна в картине неузнаваемо изменившегося Города-государства.
Свои традиции, свое житье-бытье, свои моды, свой путь к знаниям. Пятьдесят лет назад ни истории, ни географии не было, сейчас же к истории обращаются не только школьники, но и политики. А географию дописывают местные Колумбы и Магелланы. И в экономике, должно быть, та же картина. Как в конце девятнадцатого века. Соображай, Анохин, раздумывай. Промышленности здешней ты еще не знаешь, но она есть, если газопровод построили. И миллионеры уже есть значит, кончился период первоначального накопления. Вышли на сцену, как у нас говорят в учебниках, помещики и капиталисты. Ну, а рабочий класс? Неужели все еще дремлют в допрудоновской темноте? Ведь книжки-то наводящие я им подбросил, попали же они кому-то в руки. Ну, половину скорее всего не поняли — не то время. Но политэкономия — а я тогда вузовский учебник отдал, — она-то, наверно, пригодилась. Правительство Томпсона, может быть, и не все в ней одобрило, но учебник переиздало, хотя, думается, потом его наверняка запретили. А ведь до кого-нибудь она обязательно дошла и кое-чему научила. Коммунистов, судя по рассказу Стила, в стране еще нет, но не может же его партия, столь разношерстная, сохранять во всем трогательное единомыслие. Должны же быть у популистов свои левые, способные правильно оценить производственные отношения в стране.
Тут я снова возвращаюсь к визиту Мердока в нашу каюту. Зачем ему наша близость к сенатору — понятно: агентурная информация о кулуарной возне в сенате. Вероятно, такая информация у него уже есть Но вдруг нам удастся копнуть еще глубже? С тигриной хваткой человек, что и говорить. Знает, если на выборах опять победят популисты, никаких надежд на легализацию партии у него нет. А вдруг будут? Неоднородна ведь партия Стила, есть в ней многие, которых, наверно, не пугает Мердок. Не на них ли он и рассчитывает? Да и на Стила с нашей помощью поднажать можно. Этой-то тактике мы и должны противопоставить свою. Если уж помогать, то не Мердоку и даже, быть может, не Стилу, а кому мы это еще увидим. Пока же молчок. Ждем, когда стрелять начнут.
А выстрелов так и не слышно. Только шаги по коридору. Частые, тяжелые шаги. Потом тишина, пароход почему-то замедляет ход, и я вижу в предрассветной полутьме за окном каюты приближающуюся черную стену леса на берегу. Значит, подходим к причалу. Но где?
— Кажется, останавливаемся, — говорит Мартин.
Пароход действительно причаливает к пристани. Вот тут-то и раздаются первые выстрелы. Несколько сразу, потом один за другим, как будто кто-то рядом открывает десятки бутылок шампанского. Перестрелка, как я и думал, доносится с кормовой палубы.
Кто-то осторожно стучит в дверь.
Входит Мердок в сером пальто-крылатке.
— Ну вот и все, джентльмены, — говорит он.
— А что случилось?
— Какие-то пьяницы затеяли перестрелку на палубе. Их усмирили.
— Вы же знали об этом.
— Предполагал, — пожимает плечами Мердок.
— А где же мы сейчас?
— На полпути от Вудвилля. На лесной пристани.
— Но ведь ее нет в маршруте.
— Должно быть, недавно построили.
— Специально, чтобы выгрузить серебро? — Я не могу скрыть, пожалуй, опасной иронии.
Но Мердок по-прежнему невозмутим.
— Вы сообразительны, месье Ано, — говорит он. — Только не всегда следует показывать это другим.
Он приоткрывает дверь, чтобы уйти, и добавляет:
— К сожалению, должен вас огорчить, джентльмены. Пароход не пойдет в Вудвилль.
— А куда?
— Обратно.
— Но у парохода свой маршрут.
— Он изменен.
— Понятно, — говорю я. — Кто-то заинтересованный старается выиграть время. А вы, конечно, сходите здесь?
— Увы, я вынужден, как и все пассажиры, отплыть обратно. Приходится подчиняться необходимости.
— Но у сенатора другие намерения, — дерзко вмешивается Мартин.
— Это учтено. У сенатора поместье поблизости, вверх по реке. Ему охотно предоставят лодку и гребцов, чтобы вернуться домой.
— Зачем гребцов? — протестует Мартин. — Мы с Ано охотно сядем за ввела.
Я, видимо, недооценивал Мартина: он оказался сообразительнее.
И вот мы на борту лодки, достаточно вместительной и ходкой, чтобы преодолеть неторопливое течение Реки, которую здесь по-прежнему так и называют Рекой — без имени. Она памятна нам еще с прошлого посещения.
