— Нет! — вслух крикнула она, чтобы отогнать это видение. Но продолжала сжимать пальцами рукоятку ножа.
— Да! — воин сильнее сжал её. Он не понимал причины, но ощутил внутреннее смятение девушки. — Ты должна взять его.
— Иди прямо вперёд, — затем велел он ей. — На корабле на тебя нацелили большой самострел. Впереди деревья. Говорят, там и живут пауки. Леди, я не могу открыто помогать тебе, потому что это наверняка приведёт меня к смерти. Но чем смогу, помогу.
Дайрин охватила неуверенность. Она казалась себе обнажённой, уязвимой перед тем, чего не знает. Но те, кто следит за нею, не должны этого заметить. Запястье у неё было перевязано шёлковой лентой. А в складках платья она спрятала нож. Слегка поворачивая голову по сторонам, девушка сосредоточенно прислушалась и медленно пошла вперёд, преодолевая сопротивление песка.
Прохлада — должно быть, она вошла в тень деревьев. Дайрин протянула руку, нащупала грубую кору, обошла ствол и встала за ним, превратив дерево в преграду между её спиной и тем самострелом, о котором предупредил Ротар.
И тут же девушка поняла, словно об этом сказали глаза, что за нею следят не только с корабля. Они шла под наблюдением кого-то — или чего-то — ещё. Дайрин использовала все свои способности, пытаясь определить, что это.
Мгновением позже она ахнула. В её открытый мозг проник поток мысли. Её словно схватили гигантской рукой, поднесли к огромным глазам и стали рассматривать — снаружи и изнутри.
Дайрин пошатнулась, потрясённая этим нефизическим прикосновением, разглядыванием. Это не человеческое исследование, но в то же время и не враждебное, поняла она, пытаясь сохранить спокойствие.
«Зачем ты пришла сюда, самка?»
Эти слова чётко прозвучали в сознании Дайрин. Но она по-прежнему не могла создать мысленно изображение спрашивающего. Дайрин чуть повернулась вправо и протянула вперёд руку с повязкой.
— В поисках тех, кто может соткать такую красоту, — ответила она вслух, в то же время думая, смогут ли услышать и понять её слова.
Снова пришло ощущение, что её рассматривают, оценивают. На этот раз она выдержала, не дрогнув.
«Ты считаешь эту вещь прекрасной?» — вновь возник в голове мысленный вопрос.
— Да.
«Но у тебя нет глаз, чтобы увидеть её», — это прозвучало резко, словно отрицание слов девушки.
— У меня нет глаз, это правда. Но я научилась вместо них пользоваться пальцами. Я тоже тку, но только так, как умеет моё племя.
Молчание, потом прикосновение к руке, такое лёгкое, что Дайрин не была даже уверена, что на самом деле ощутила его. Девушка ждала. Она понимала, что здесь есть свои преграды, и она сможет идти дальше, только если ей разрешат.
Снова прикосновение к руке, на этот раз более продолжительное. Дайрин не делала попыток схватить то, что её коснулось, хотя попыталась использовать это прикосновение для мысленного поиска. Но увидела только яркие вихри.
«Самка, возможно, ты играешь в грубые игры с нитями, как всё твое племя. Однако это не даёт тебе права называться ткачихой!» — в этом ответе прозвучало явное высокомерие.
— Но могу ли я научиться вашему мастерству?
«С такими-то неловкими руками? — что-то коснулось её пальцев. — Невозможно. Но можешь пройти и попробовать увидеть пальцами то, чего никогда не достигнешь».
Прикосновение, скользнув по руке, обхватило запястье столь же прочно, как рабские цепи. Дайрин поняла, что бегства быть не может. Её потащили вперёд. Странно, но представить себе существо, которое её вело, она так и не могла, зато отчётливо представляла, что находится впереди.
Они шли по извилистой тропе. Иногда девушка задевала за стволы деревьев, чувствовала, как они пересекают открытые пространства… пока наконец не утратила всякое представление, в каком направлении остался берег.
Наконец они оказались на открытом месте, где на ветвях была устроена какая-то крыша, защищающая от солнца. Дайрин услышала лёгкие торопливые звуки.
«Протяни руки! — приказал её проводник. — И опиши, что найдёшь перед собой».
Дайрин повиновалась, двигаясь медленно и осторожно. Пальцы её нащупали прочную поверхность, похожую на древесную кору. Но вокруг этой поверхности были туго натянуты нити основы. Девушка прикоснулась к нитям, провела по ним пальцами, пока не добралась до другой поверхности. Потом наклонилась и нащупала саму ткань, гладкую, как её лента. Свободная нить уходила в сторону — должно быть, к челноку ткачихи.
— Как прекрасно!
И впервые с тех пор, как её начала учить Ингварна, Дайрин затосковала по настоящему зрению. В ней вспыхнуло желание увидеть цвет — прикоснувшись к ткани, она сразу подумала о цвете. Но когда попыталась «прочесть» ткачиху, увидела только быстрые движения худых нечеловеческих рук.
«Можешь сделать такую, называющая себя ткачихой?»
— Не такую тонкую, — правдиво ответила Дайрин. — Это лучше всего, чего я касалась.
«Протяни руки!» — девушка почувствовала, что этот приказ отдал не её проводник, а другое существо.
Она вытянула руки, ладонями вверх, развела пальцы. И ощутила лёгкое, как пёрышко, прикосновение к каждому пальцу, скольжение вдоль ладони.
«Это правда. Ты ткачиха — своего рода. Почему ты пришла к нам, самка?»
— Я хочу учиться, — Дайрин перевела дыхание. Какое значение имеет сейчас желание Видрута торговать тканью? Вот что гораздо важнее. — Хочу научиться у тех, кто умеет.
Она продолжала ждать. Вокруг неё разговаривали, но из этого разговора они ничего не могла уловить и понять. Если эти ткачихи примут её, зачем ей возвращаться к Видруту? Планы Ротара? Они слишком неопределённы. Если же девушка завоюет добрую волю этих, у неё появится защита от зла собственного племени.
«Руки у тебя неуклюжие, и глаз нет, — это прозвучало, как удар хлыста. — Посмотрим, что ты умеешь делать, самка».
Ей сунули в руки челнок. Она тщательно, с помощью лёгких прикосновений изучила его. Форма челнока слегка отличалась от той, к которой она привыкла, но она сможет им воспользоваться. Точно так же она ощупала ткань на станке. Нити основы и утка были очень тонкие, но Дайрин сосредоточилась, пока не «увидела», что находится перед нею. И медленно начала ткать; потребовалось очень много времени, чтобы она соткала таким образом с полдюйма полотна, заметно отличавшегося от начала той же ткани.
С дрожащими руками, раздражённая, девушка села на корточки. Исчезла вся её гордость своей прошлой работой. По сравнению с этими чужаками она как ребёнок, делающий первые неуклюжие попытки в ткачестве.
