– Не имеешь права, - возразил я и попятился. - У репортеров «горячей линии» свободный доступ.
– Не здесь. Дай сюда переводчик.
– Зачем? Ты же сам сказал, что Борхард и Херберт не могут говорить.
Лако пошарил у себя за спиной. Приказал:
– Бери свой передатчик и иди вон туда.
Он поднял керосиновый огнемет, сооруженный из чего-то, похожего на бутылку из-под колы, и зеркальца - одна из самоделок, которыми сугундули косили всех без разбора. Лако наклонил огнемет так, чтобы зеркальце оказалось под висевшей над нами электрической лампочкой. Я поднял с земли передатчик.
Он повел меня через лабиринт ящиков и коробок в центр палатки. Мы прошли мимо пластиковых занавесей, за которыми, подумал я, может лежать в гамаке Борхард. Если Лако надеялся, что я потеряю ориентировку, то он ошибался. Я легко мог найти Эвелин. Нужно было только следовать за паутиной электрических проводов.
Центр палатки напоминал склад: в беспорядке стояли контейнеры, валялось археологическое оборудование. Тюки и спальные-мешки были навалены кучей рядом с кипой пластиковых коробок. В центре оказалась проволочная клетка, напротив нее - опутанный сетью электрических проводов холодильник. Большой, с двойными дверцами старого образца, явно промышленного типа. Скорее всего, он попал сюда с одной из фабрик, производящих кока-колу. Нигде ни следа сокровищ, разве что все уже упаковано. Мне стало интересно, для чего предназначена клетка.
– Положи аппаратуру, - сказал Лако и начал снова возиться с зеркальцем. - Заходи в клетку.
– А где передатчик? - задал я вопрос.
– Не твое дело.
– Послушай, - сказал я, - у тебя своя работа, у меня - своя. Все, что мне нужно - это репортаж.
– Репортаж? - переспросил Лако. Он толкнул меня внутрь клетки. - Как тебе такая тема: ты только что подвергся воздействию смертельно опасного вируса и находишься в карантине.
Сказав это, он протянул руку и выключил свет.
Да, вот это везение. Сначала бейя Санда, теперь Лако, и в результате, я знаю о событиях ничуть не больше, чем когда был у Лиси, и, возможно, через несколько часов свалюсь от страшного недуга, который сжирает Эвелин. Какое-то время я тряс решетку и призывал Лако. Потом попытался открыть замок, но во тьме ничего не было видно, только слышалось урчание холодильника. Когда он затихал, становилось понятно, что электричество вырубилось; так повторялось раза четыре. Потом я привалился к углу клетки и попытался уснуть.
Как только стало светло, я снял одежду и осмотрел себя - не появились ли наросты. Ничего не обнаружив, снова натянул брюки и ботинки. Написал записку на листке из блокнота и опять принялся трясти клетку. Пришла бейя. В руках она держала поднос с черствым куском местного хлеба, каменным сыром и бутылкой колы с вставленной в нее трубочкой. Хорошо, если это другая, не та, через которую пила Эвелин.
– Кто здесь еще? - спросил я у бейи, но она испуганно молчала. Видно, я здорово напугал ее вчера ночью. Я улыбнулся.
– Ты ведь помнишь меня? Я подарил тебе зеркало. Молчание.
– Есть ли другие бейи?
Она поставила поднос на картонный ящик и просунула хлеб в клетку.
– Ты одна?
Ей не удавалось просунуть бутылку сквозь проволоку. Понаблюдав минуту-другую за ее стараниями, я предложил:
– Давай вместе.
Я наклонился и принялся пить через трубочку, а она в это время держала бутылку.
Когда я выпрямился, она проговорила:
– Только я. Других бей нет. Только я.
– Послушай, мне нужно, чтобы ты передала Лако записку.
Она не ответила, но и не отошла от клетки. Я вытащил свою верную ручку с трехмерными буквами, но не стал протягивать ее бейе, боясь повторить ошибку вчерашнего вечера.
– Я отдам тебе ручку, если ты отнесешь записку Лако: Она попятилась и прижалась к холодильнику; взгляд больших черных глаз не отрывался от предмета. Я нацарапал имя Лако на записке и сунул ручку в карман. Бейя проводила ее взглядом.
– Я подарил тебе зеркало, - напомнил я. - Теперь подарю вот это.
Она схватила записку и убежала, а я покончил с едой и прилег вздремнуть, время от времени пытаясь вообразить, какая судьба постигла послание, которое я отдал бейе Санда.
Когда я окончательно проснулся, было совсем светло и вокруг оказалось множество вещей, которых я не заметил ночью. Моя аппаратура все еще находилась здесь, рядом со спальниками, но переводчик исчез. Около клетки стояла небольшая картонная коробка. Я просунул руку сквозь сетку и подтянул ее поближе, чтобы отодрать клейкую ленту. Интересно, кто прятал сокровища. Группа Хауарда? Вряд ли сугундули могли так аккуратно справиться с упаковкой. Похоже, это работа самого Лако. Но почему он лично этим занялся? Ведь его задача - охранять находки от посягательств со стороны.
Клейкая лента, упаковочная ткань и мягкие прокладки - все сделано на совесть. Я далеко просунул руку сквозь проволочную сетку, слегка подтянул коробку другой рукой и сумел что-то нащупать. И вытащил какой-то предмет.
Это оказалась ваза. Я держал ее за длинное, узкое горлышкц. На ней была выгравирована серебряная трубочка. Сама ваза была сделана из голубой керамики, тонкой, как яичная скорлупа. Я завернул ее в пластиткань и положил назад. Порылся в коробке и добыл предмет, напоминающий маленький глиняный горшочек.
– Это дверная печать, - послышался голос Лако. - По словам Борхарда, на ней написано: «Берегись Проклятия королей и кхранов, которые обращают человеческие мечты в кровь». - Он отобрал у меня «горшочек».
– Ты получил мою записку? - спросил я, пытаясь высвободить руки из проволочной сетки. На правом запястье появилась царапина. Лако бросил мне изжеванный кусочек бумаги.
– Некоторым образом, - ответил он. - Бейи проявляют крайнюю любознательность относительно того, что им даешь. Что говорилось в записке?
– Я хотел заключить с тобой соглашение.
Лако принялся укладывать дверную печать в коробку.
– Я уже умею работать с переводчиком, - ответил он. - И с передатчиком.
– Никто не знает, что я здесь. Я пересылал репортажи к археологам Лиси, на передатчик.
– Что за репортажи? - спросил Лако, выпрямляясь. Он все еще держал в руках дверную печать.
– Всякую ерунду. Местная природа, Комиссия. То, что интересует читателей.
– Комиссия? - переспросил Лако. Сделал какое-то странное движение, словно чуть не уронил печать и поймал ее в последний момент. Я забеспокоился, все ли с ним в порядке. Выглядел он ужасно.
– У меня там передатчик. Репортажи идут через него, и Брэдстрит считает, что я все еще сижу у Лиси. Если перестану слать репортажи, он догадался о моем исчезновении. Сядет в «Ласточку» и будет здесь послезавтра.
