Однако таинственный инженер не появлялся и не подавал больше ни каких вестей о себе. Похоже было, что он совсем забыл о своей гостье.
Зоя сидела в кабинете, должно быть уже минут десять.
«Где же он в конце концов?» подумала она не зная, нужно ли все еще удивляться или уже пора возмутиться.
И как бы отвечая на этот вопрос книжный шкаф, хранивший долгое молчание, кашлянул и деловым тоном сообщил:
— Инженера Боброва нет на даче. Но он должен приехать с минуты на минуту. Он просит вас извинить его за непредвиденную задержку и, если вы можете, подождать.
Это был другой голос — с суховатыми интонациями исполнительного человека.
«Секретарь Боброва, — решила Зоя — Но я вижу, он подражает замашкам своего шефа.»
В молчаливом ожидании прошло еще четверть часа. За это время ни чего не случилось, если не считать что книжный шкаф еще раз извинился за опоздание своего хозяина и рекомендовал вниманию Зои свежие журналы, целая стопка которых лежала на низкой вращающейся этажерке.
«Он ухитряется даже занимать гостей заочно — подумала Зоя про секретаря инженера. Ей захотелось взглянуть на этого сверхделового человека. Она представила себе розоволицего юношу в очках старательного и исполнительного — этакого молодого сухаря, стремящегося во всем даже в старческом покашливании, походить на поседевшего на работе ученого мужа — такие случаи бывают от чрезмерной молодости.
Но оставалось строить только предположения, так как сам секретарь, как и его шеф, не считал нужным показываться.
Зоя пыталась составить себе представление о хозяине дачи по тем предметам, которые ее окружали. Но, кроме знакомых уже ей вещей, изобличавших пристрастие их владельца к деловому комфорту, в комнате не было ничего замечательного, если не считать цветных фотографий, развешанных в большом количестве на стенах.
Сюжеты снимков были самые разнообразные: пейзажи, портреты, бытовые сценки. все сделано очень тщательно и с большим мастерством. Немало труда, надо думать, было вложено в эти снимки, которыми хозяин дачи, судя по всему, не на шутку увлекался.
«Как у него хватает времени!» — невольно подумала Зоя.
Одна из фотографий изображала коренастого человека с твердым взглядом и выражением упорства на широкоскулом лице.
Сам Бобров? Возможно. Лицо волевое, и есть что-то необыкновенно симпатичное в его несколько грубых, но одухотворенных мыслью чертах. А сколько у него чувства красоты, понимания природы, сколько вкуса в выборе пейзажей! Да, это подлинный художник. Или, может быть, фотоэтюды сделаны приятелем инженера, вот этим высоким человеком с вдохновенным лицом, что снят во весь рост около клумбы с необыкновенно пышными георгинами. Георгины вообще служили темой многих снимков. Может быть, Бобров разводит георгины, а его приятель их фотографирует.
Зоя в конце концов отказалась от всяких догадок.
«Это переходит все границы приличия», — подумала она с досадой.
В самом деле положение было до вольно странное: сидеть в пустой комнате в незнакомой даче бог знает сколько времени, не зная даже, не забыли ли про тебя!
4. ЧУДЕСА ПРОДОЛЖАЮТСЯ
Прошла еще минута, и шкаф своим деловым тоном знающего дело секретаря произнес:
— Андрей Николаевич! Вам нужно в одиннадцать тридцать позвонить в Академию наук.
Это было уже совсем странно: Андреем Николаевичем звали Боброва. Значит, инженер приехал на дачу? Секретарь, во всяком случае, считает, что он находится у себя в кабинете.
Но никто не подходил к даче, не стукнула ни одна дверь, садик, хорошо видный в окно с того места, где сидела Зоя, был безлюден, калитка и ворота наглухо заперты.
Она невольно оглянулась. Солнечные лучи падали на письменный стол. Ничто не шевелилось: ни одна бумажка на столе, ни одна ворсинка ковра, покрывавшего три четверти пола, ни одна складка портьеры, — не происходило ничего такого, что показывается в кинофильмах, когда изображают человека-невидимку.
Между тем шкаф вновь обрел дар речи:
— В половине первого совещание о Быстринской электростанции. Вам нужно выезжать через двадцать минут.
Это относилось явно к инженеру.
Зазвонил телефон на столе.
Зоя помедлила, ожидая, что трубка сейчас сама взовьется в воздух и приложится к невидимому уху, но ничего подобного не произошло, и Зоя решила ответить на звонок.
— Андрея Николаевича! — потребовал голос в трубке.
Прежде чем Зоя успела сообразить, что сказать, другой голос, голос секретаря Боброва, ответил неведомому абоненту:
— Андрея Николаевича нет на даче!
Голос, произнесший эту фразу, прозвучал прямо в трубке.
Послышался щелчок: спрашивавший, видимо, отключил свой аппарат.
Зоя медленно опустила трубку на рычаг и продолжала стоять у стола, ошеломленная.
Поразительная догадка осенила ее голову.
Она — одна на даче… Не только нет инженера, запропастившегося неведомо где, но не существует в природе никакого секретаря. Это просто автомат — вежливые слова, записанные на пленку и повторяемые механизмом. Этот автоматический секретарь, спрятанный где-нибудь в стене за шкафом, дает справки, занимает разговором посетителей и отвечает на телефонные звонки.
Зоя решила проверить свое предположение. В конце концов она достаточно долго находилась одна в пустом кабинете и вправе предпринять какие-то действия. Упрямо тряхнув головой, Зоя вышла из кабинета.
Путешествие по даче напомнило ей давно забытое: она почувствовала себя маленькой девочкой. Все двери послушно распахивались перед ней и так же почтительно, не скрипнув, закрывались, когда она проходила мимо. Это походило на сон, на старую сказку, слышанную в детстве. Зоя обошла всю дачу и убедилась, что, кроме нее, там не было ни души. Хоть бы залаяла собака или спрыгнула с дивана разбуженная кошка!
Заколдованная дача!
В то же время Зоя не могла отделаться от смущения, что на даче еще кто-то есть — кто-то невидимый, следящий за каждым ее шагом.
Эти тщательно упрятанные в стены механизмы, раскрывающие перед ней двери, зажигающие свет во всех темных углах, едва она к ним приближалась, эти невидимые слуги, молча и непрерывно угадывающие ее желания, создавали впечатление присутствия одушевленных существ.
«Однако, — подумала Зоя, остановившись перед буфетом, створки которого немедленно раскрылись, как только она протянула руку (ей захотелось дотронуться до изящной резьбы), — при такой предупредительности со стороны всей здешних дверей проникнуть в дачу ничего не стоит. А ведь здесь есть ценные вещи: чертежи, макет какого-то, по-видимому— важного сооружения… Разве только этот буфет закричит «караул», если из него взять что-нибудь!»
