— Прошу прощения, — сказала она небрежно. — Думаю, мне нужно выпить еще чаю. Вам налить?
Эйтел едва сумел заговорить.
— Нет, — прохрипел он.
Она налила себе стакан, выпила и состроила гримасу.
— Теплый он не такой вкусный. Ну, продолжим? — спросила она, возвращаясь в постель.
Не говоря ни слова, он потянулся к ней и даже сумел снова начать. Однако на этот раз их разделяло расстояние в тысячу световых лет. Бесполезно было разжигать пламя, вспыхнувшее так ненадолго, и спустя несколько мгновений он сдался. Он чувствовал себя навсегда отрезанным от ее внутренней сущности — как Земля отрезана от звезд. Он выдохся и устал, злился больше на себя, чем на нее, и позволил себе кончить, продолжая холодно, пристально смотреть ей в глаза. Ощущения оказались неожиданно мощными: как будто удар прошил тело, и он упал на грудь Агиле, крепко вцепившись в нее.
И в этот мрачный миг произошло чудо. Пока он сотрясался и дрожал в судорогах безрадостного семяизвержения, что-то открылось между ними, какой-то барьер или дверь, отель растаял и исчез, а Эйтел оказался в центре причудливого ландшафта. Небо было глубокого золотисто-зеленого цвета, солнце темно-зеленое, жаркое, деревья, цветы и другие растения отличались от всего, что ему доводилось видеть на Земле. Воздух насыщенный, ароматный, с острым запахом, обжигающим ноздри. Над головой медленно летали какие-то существа, но это были не птицы, а по нижним ветвям деревьев, как бы опушенных мехом, на трех лапах скользили звери, похожие на красные бархатные подушки. На горизонте Эйтел видел три голые зубчатые горы из желто-коричневого камня, мерцающие в солнечном свете, как полированный металл. Он задрожал. Удивление и ужас лишили его мужества. Это парк, понял он, самый прекрасный парк в мире. Но не в этом мире. Он увидел еле заметную тропу, ведущую к округлому холму, пошел по ней и, поднявшись, оглянулся и увидел кентаврийцев, прогуливающихся парами, рука об руку, по изящному саду.
«О господи! — подумал Эйтел. — Господи боже!»
Потом все начало таять, истончаться, словно было соткано из дыма, и через мгновение исчезло. Он по-прежнему лежал рядом с Агилой, хрипло дышал и глядел, как медленно вздымаются и опадают ее груди.
Он приподнял голову. Она внимательно рассматривала его.
— Вам понравилось?
— Понравилось что?
— То, что вы видели.
— Значит, вы знаете?
Она выглядела удивленной.
— Конечно! Вы думаете, это произошло случайно? Нет, это мой подарок вам.
— Ах!
Художественная открытка с видом родного мира, подаренная аборигену за его усердие.
— Это было замечательно. Никогда не видел ничего прекраснее.
— Прекрасно, да, — самодовольно сказала Агила и добавила с улыбкой: — Это было очень интересно — то, что произошло в конце, когда вы дышали так тяжело! Нельзя ли повторить? — спросила она, будто он выполнил некий ловкий трюк.
Он угрюмо покачал головой и отвернулся — было невыносимо смотреть в эти изумительные глаза. Эйтел не знал точно когда, но где-то между «Нельзя ли повторить?» и рассветом он заснул. Потом она разбудила его, мягко тряся за плечо. Между старыми шелковыми занавесками в номер прорывался яркий утренний свет.
— Я ухожу, — прошептала она. — Но мне хочется поблагодарить вас. Эту ночь я никогда не забуду.
— Я тоже, — сказал Эйтел.
— Пережить реальность земных ощущений так интимно, так непосредственно…
— Да. Конечно. Для вас это, должно быть, очень необычно.
— Если вы когда-нибудь попадете на Кентавр…
— Несомненно. Я навещу вас.
Она легко поцеловала его — в кончик носа, в лоб, в губы. И направилась к двери. Уже взявшись за ручку, повернулась к Эйтелу.
— Ох, еще одна мелочь, которая вас позабавит. У нас, знаете ли, нет ничего в этом роде… я имею в виду концепцию владения телом супруга. В любом случае, Анакхистос не мужчина, а я не женщина. Во всяком случае, не в полной мере. Мы супруги, но наши половые различия не так четко разграничены — примерно как у ваших устриц. Поэтому не совсем правильно говорить, что Анакхистос мой муж, а я его жена. Я подумала, вам интересно будет это узнать, — Она послала ему воздушный поцелуй. — Все было восхитительно. Прощайте.
После того как она ушла, Эйтел подошел к окну и долго глядел в сад, почти ничего не различая. Он чувствовал себя усталым, выжженным, ощущал во рту привкус соломы.
Когда позже он вышел из отеля, его поджидал Дэвид со своим такси.
— Садись, — сказал он.
Они в молчании поехали в кафе, где Эйтел никогда не бывал, в новом квартале города. Дэвид что-то сказал хозяину по-арабски, и тот принес мятного чая на двоих.
— Мне не нравится мятный чай, — сказал Эйтел.
— Пей. Он смывает любой скверный вкус. Как все прошло ночью?
— Прекрасно. Просто прекрасно.
— Ты и эта женщина… вы трахались?
— Не твое дело.
— Пей чай, пей, — настаивал Дэвид. — Все вышло не слишком хорошо?
— Почему ты так решил?
— Ты не выглядишь довольным.
— На этот раз ты ошибаешься. Я получил все, чего хотел. Понятно? Я получил все, чего хотел.
Возможно, Эйтел говорил излишне громко, излишне агрессивно, поскольку на лице марокканца возникло насмешливое понимающее выражение.
— Да. Конечно. И какова сумма сделки? Это ведь мое дело?
— Три миллиона наличными.
— Всего три?
— Три, — повторил Эйтел. — Я должен тебе сто пятьдесят тысяч. По-моему, нормально — сто пятьдесят тысяч за пару часов работы. Благодаря мне ты становишься богатым человеком.
— Да. Очень богатым. Но на этом все, Эйтел.
— Что?
— И щи себе другого парня, ладно? И я буду работать с кем-нибудь другим. Может быть. Тебе известно, что других полны м-полно? С ними будет спокойнее. Никуда не годится, когда не доверяешь партнеру.
— Не понимаю, о чем ты.
— Сегодня ночью ты ушел с этой женщиной. Это было ужасно глупо. Плохо для дела. Ты должен был ей заплатить. И хотел бы я знать, какую часть моих денег ты ей заплатил?
Дэвид всегда улыбался. Иногда по-дружески, а иногда — просто улыбался. Внезапно перед внутренним взором Эйтела возникло видение: он лежит в одном из переулков старого города, истекая кровью. Потом еще одно: он на допросе у таможенников. Дэвид имеет над ним большую власть, осознал он.
Эйтел вдохнул полную грудь воздуха.
— Меня возмущает этот намек на то, что я обманул тебя. С самого начала я был предельно честен, ты сам знаешь. И если ты думаешь, будто я купил эту женщину, послушай меня: она вообще не женщина. Она инопланетянка. Некоторые из них, отправляясь в путешествие, надевают человеческие тела. Под этой эффектной плотью скрывается кентаврийка, Дэвид.
