Все ласковые слова, при помощи которых Габриель собирался излить на Матильду свою безграничную любовь к ней, вдруг застряли у него в горле. Он резко, почти грубо, произнес:
- Ты сама снимешь чулки, или это сделать мне?
3. РЕШИТЕЛЬНЫЙ ШТУРМ
Едва лишь Бланка вышла из покоев новобрачных, тотчас рядом с ней возник Филипп, и его пальцы вновь сомкнулись вокруг ее запястья.
- Дорогой кузен, - раздосадовано сказала она. - Пожалуйста, отпустите меня.
- И не подумаю, моя бесценная кузина, - кротко, но категорически возразил он. - Почему бы нам не пойти вместе?
- Хотя бы потому, что нам не по пути.
- Вот как?!
- Да, Филипп. Я иду к себе.
- Но зачем?
- Как это зачем? Поздно уже.
- Поздно? - удивился Филипп. - Не смешите меня, Бланка. Уж я-то знаю, когда для вас настает "поздно".
- Сегодня я устала, - объяснила она. - К тому же у меня плохое настроение - и вам известно из-за чего... Ну, так отпустите вы меня или нет?
- Ни-ко-гда!
- Но учтите: по доброй воле я с вами не пойду, - предупредила Бланка. - Конечно, вы можете применить грубую силу, но тогда я буду сопротивляться.
- О нет, солнышко, до этого дело не дойдет. Раз вы устали, я не смею задерживать вас.
- Так отпустите! - Бланка попыталась высвободить руку, но Филипп хватки не ослаблял. - Как же я пойду, скажите на милость?
- Очень просто - я пойду с вами.
Бланка тяжело вздохнула.
- Вы несносный, Филипп!
- Вовсе нет, дорогая. Просто я пленен вашими чарами, и это выше моих сил - отпустить вас сейчас.
Пока они вот как пререкались, не трогаясь с места, остальные дамы и господа уже дошли до конца коридора. Оглянувшись, Маргарита окликнула их:
- Кузина, принц! Почему вы отстаете?
- Кузина Бланка устала, - ответил за двоих Филипп. - Она возвращается к себе и попросила меня сопровождать ее. Разумеется, я не могу отказать ей в этой услуге.
В ответ на эту беспардонную ложь Бланка лишь поджала губы и с достоинством промолчала. Она понимала, что любые возражения или опровержения только ухудшат ее положение, и без того довольно щекотливое.
Молодые люди весело рассмеялись, пожелали им обоим доброй ночи и приятных развлечений и пошли своей дорогой. Но прежде чем их голоса утихли за углом, чуткие уши Бланки все же уловили несколько прозрачных намеков и неприличных острот, уточнявших особо пикантные моменты ее предполагаемого времяпрепровождения с Филиппом.
- А вы ничуть не изменились, Филипп, - обиженно сказала она.
- В каком смысле?.. Эй, парень! - поманил он пажа с фонарем, который задержался, чтобы в случае надобности прислужить им. - Посвети-ка нам, будь так любезен.
Паж молча поклонился и прошел вперед. Филипп и Бланка последовали за ним.
- И в каком же отношении я не изменился? - повторил свой вопрос Филипп.
- Да во всех отношениях.
- А в частности?
- А в частности остались таким же настойчивым и бесцеремонным нахалом, каким были всегда.
- Что за слова, Бланка? Вы меня обижаете. Какой же я нахал?
- Как это какой? Самый обыкновенный... Впрочем, нет, необыкновенный. Вы нахал, каких мало.
- Взаимно.
- Что? - не поняла Бланка.
- Взаимно, говорю. Вы тоже не промах.
- Я? Неужели?!
- А разве нет? Когда некая знатная дама говорит "милый" своему любовнику в присутствии дяди своего мужа - как прикажете это называть? Ярчайшим образцом застенчивости, а?
Бланка смущенно опустила глаза и ничего не ответила. Остаток пути они прошли молча. Филипп нежно мял ее руку в своей руке, а она уже не пыталась вырваться. Покои Бланки находились в том же крыле, только в конце коридора, рядом с покоями Маргариты, Елены и Жоанна. У ее двери паж остановился, ожидая дальнейших распоряжений.
- Ступай себе, парень, - сказал ему Филипп. - Ты свободен.
- Э нет, любезный! - сразу всполошилась Бланка. - Постой. Ты должен проводить господина принца, не то он еще заблудится в темноте.
- Это излишне, - возразил Филипп. - Я сам найду дорогу. Ступай, парень.
- Нет, постой!
- Можешь идти, я сказал.
- А я говорю: постой!
Паж не двигался с места и лишь одурело таращился на препиравшихся господ.
- Так мне можно идти или еще подождать? - наконец не выдержал он.
- Ступай, - ответил Филипп, а после очередного "Нет, постой!" Бланки, быстро повернулся к ней: - А как же насчет того, чтобы посидеть вместе, поболтать?
- У меня не то настроение, Филипп.
- Так будет то. Я мигом подниму ваше настроение.
Бланка отрицательно покачала головой.
- Об этом и речи быть не может. Пожалуйста, оставьте меня в покое.
Филипп изобразил на своем лице выражение глубочайшего замешательства.
- Ах да, понимаю, понимаю. И прошу великодушно простить мою оплошность.
Бланка недоуменно взглянула на него.
- О чем вы, Филипп? Я не...
- Ну все, замнем это дело. Я, право, не хотел вас смущать, но как-то само собой получилось. Вот дурак, сразу не догадался...
- Фи...
- Я все понял, Бланка. И еще раз прошу простить меня. Примите во внимание, что сегодня я перебрал. Я спьяну увязался за вами, не сообразив, что вам всего лишь нужно было отлучиться на пару минут. Конечно же, я подожду вас здесь.
Щеки Бланки вспыхнули густым румянцем. Она рывком распахнула дверь и гневно выкрикнула:
- Ну, проходите! И будьте вы прокляты...
С самодовольной ухмылкой Филипп отвесил ей шутливым поклон.
- Только после вас, сударыня.
Они пересекли узкую переднюю и вошли в небольшую уютную комнату, обставленную, как будуар. Несмотря на то, что Бланка провела в своих новых покоях всего лишь одну ночь, они чувствовались обжитыми и уже пахли своей хозяйкой - в воздухе витал тонкий аромат жасмина и еще чего-то, чуточку пряного и невыразимо приятного, чем всегда пахло от Бланки и от всех ее личных вещей. Этот запах всякий раз вызывал у Филиппа сильное возбуждение и повергал его в сладостный трепет.
Дверь, ведущая в соседнюю комнату, отворилась и в образовавшуюся щель просунулась голова Коломбы, горничной Бланки. Увидев свою госпожу с мужчиной, она мгновенно исчезла.
Бланка расположилась на диванчике в углу комнаты и жестом указала Филиппу на стоявшее рядом кресло. Филипп машинально сел, не сводя с нее восхищенного взгляда. Он любовался ее изящными, грациозными движениями, живой мимикой ее лица, тем, как она усаживается и сидит, - он любовался ею всей. Бланка была одета в изумительное платье из великолепной золотой парчи, которое удачно подчеркивало ее естественную привлекательность, превращая ее из просто хорошенькой в ослепительную красавицу. Филипп почувствовал, что начинает терять голову.
- Здорово я сыграл на вашей деликатности, не правда ли? - лукаво улыбаясь, скала он. - Между прочим, вы знаете, как называет вас Маргарита? Стыдливой до неприличия, вот как. И она совершенно права. Порой вы со своей неуместной стеснительностью сами ставите себя в неловкое положение. Это ваше уязвимое место, и я буду не я, если не найду здесь какой-нибудь лазейки в вашу спальню. Как раз сейчас я думаю над тем, в чем бы таком УЖАСАЮЩЕ ПОСТЫДНОМ мне вас обвинить, чтобы вы могли опровергнуть мое обвинение только одним способом...
