На удивительную высоту подняла мои чувства Ружена. Когда я гуляю с ней по Москве, по старым улицам, где живут скрюченные в три погибели пенсионеры да самодовольные кошки, мне кажется, что я иду с давно знакомым человеком, которого я знаю до последней морщинки на лице. И все же каждый раз она для меня неожиданно новая, даже чуть враждебно чужая.
- Я любил тебя, когда ты еще не родилась и родители твои еще не родились. Я любил тебя тогда, когда не знали слово "страсть" и люди, как дети, резвились. Я любил тебя, когда Земля еще не знала человека. Я любил тебя всегда, моя любовь во мне от века...
- Такой старый-старый чувства должен бил угаснуть, - смеется Ружена.
- Ни за что! - кричу я, и мы несемся вприпрыжку по гулким мостовым по направлению к Большому парку.
- Слушай, Ру, - говорю я, когда мы присаживаемся на скамейку в темной аллее парка, где пахнет сыростью, слышна музыка и видны тысячи огней, спрятавшихся в густую зелень.
- Слушай, Ру, - говорю я, и она кладет голову на мою руку, и я ощущаю шелковистые волосы, тепло ее сухой горячей кожи, и запах, чудесный запах щекочет мои ноздри свежим весенним ветром.
- Слушай, Ру, - говорю я, и сладостный ком, стоящий в горле, медленно тает, и от него по всему телу бегут огненные искры.
- Слушай, Ру, - говорю я, - мне кажется, я очень плохой человек.
- О-о, вполне возможно, - отвечает девушка, - но сейчас это не имеет никакого значения.
- Понимаешь, я все время думаю.
- Не устаешь?
- Даже когда я целую тебя, я думаю.
- Это большой грех.
- Да... Мне непонятно, почему мне бывает хорошо, почему плохо. Вот я плохой, и такой, и сякой; одним словом - плохой. Но ведь хорошим я быть не хочу. Ни в коем случае! Я хочу быть таким же плохим, но чтоб мне было хорошо. И уж совершенно не понимаю, почему мне хорошо с тобой. Ты же ничего не делаешь, чтобы нравиться или как-то произвести впечатление. Ровным счетом ничего. А мне хорошо, очень хорошо. Так никогда еще не было. В чем дело? В чем зарыта собака человеческого счастья?
- Не знаю. Я просто знаю, когда я счастлива, а когда нет. А почему? Не знаю, - негромко отвечает Ружена.
Женщины не любят анализировать некоторые стороны жизни, но я упрямо продолжаю свое.
- В чем же дело? Мне иногда кажется: все дело в том, что нам никогда не удается выскочить из своей кожи. Мысль человека безбрежна, а чувства замкнуты, ограниченны. Человек обречен на сожительство со своим организмом до конца жизни. И никогда, понимаешь, никогда не познает он другого организма так, как ощущает себя. Логическое единство, идейное общение, обмен продуктами производства - все это важно, необходимо, правильно. Без этого человек не стал бы человеком. Но...
- Но только с этим он никогда не станет сверхчеловеком? говорит Ру. Глаза ее посерьезнели, потемнели.
- Да. Именно так. Физически, материально человек замкнут. Никакое словесное согласие не гарантирует согласия душ. В сущности, всю жизнь люди ищут друг друга. Этот не подходит тому по работе, та не подходит этому по характеру и так далее. Людей гонит по жизни неумолимая сила общения, физического и морального. Создаются общества единомышленников, кружки, клубы, партии, люди вступают в браки, заводят любовников, организуют шайки, армии, государства... Тебе не кажется, что над людским обществом стоит никем не слышимый крик: "Ищу человека!"?
- Путаный ты, Серьежа...
- Очень хорошо. Пусть так. Но я честно хочу распутать все концы.
- Чего ты хочешь?
- Все задают мне этот вопрос. Разве на него можно ответить? Во всяком случае, я не могу ответить сейчас. Время покажет, чего я хочу. А пока я просто недовольный... Собой я недоволен, да и другими тоже.
- Но я надеюсь...
- О, конечно, тебя это не касается.
Мы немного помолчали, сладкая истома исчезла из моего тела. Мысли злыми буравчиками ввинчивались в черепную коробку.
- Серьежа, я давно хочу тебя спросить...
- О чем?
- Потчему ты ушел из Комитета изобретений?
- Потому что сам захотел изобретать. Биотоза Эрика разбудила мою творческую жилку. Я думал, что дело у нас пойдет быстро, но, как видишь... Кстати, один сегмент биотозы у меня с собой. Я был сегодня у Эрика и захватил дольку, чтобы снять у нас в институте кривые биотоков.
- Покажи.
Я достал из портфеля плоскую склянку с открытым верхом. На поверхности жидкости находился маленький кусочек биотозы. Ружена с интересом посмотрела на нее.
- Не растет?
- Нет.
Ружена рассмеялась.
- Что ты?
- Когда ты сказал "нет", у тебя было такое лицо... Будто маленький мальчик не получил конфетку.
- Ерунда. Посмотрел бы я на твое лицо после стольких неудач!
- О, не сердись. Пойдем лутче посмотрим хорошенький пантомима. Она идет в Наклонном театре.
Шагая по аллеям парка, мы видели пары, сидящие на скамейках, сплетенные руки, склоненные друг к другу головы - немые позы, символы доверия и сердечности.
- Ты страшно не прав. Я просто удивляюсь, - сказала Ружена. - Вот оно, общение, физическое, моральнее, какое хочешь.
Она повела рукой в сторону темных аллей. Я улыбнулся. Ружена рассердилась.
- А идеи? - сказала она. - Разве общая мысль не объединяет теснее, чем если б люди были скованы друг с другом железной цепой? Разве коммунизм не сплотил миллиарды людей...
- Правильно, - прервал ее я. - Все верно. Я целиком с тобой согласен. Я ценю и понимаю силу любви, энергичность воздействия товарообмена, глубину кровных связей и т. д. и т. д. Но я ищу качество иное. Иное! Иное! Черт побери меня, совсем иное.
- Чего ж ты хочешь?
- А вот чего.
Я подбегаю к обрыву, ведущему к Москве-реке. На всех мостах, которые видны отсюда, уже зажглись огни, и под ними по темной воде медленно ползут похожие на черные пятна мазута баржи, отмеченные огоньками на носу и на корме. За рекой город, будто груда драгоценных камней.
- Вот чего я хочу! - кричу я. - Там - люди! И там - люди! И там! И там! Все они непохожие, и разные, и одинакевые, и какие угодно. Но каждый из них физически, материально живет сам по себе. Он замкнутый сосуд. Я хочу физически объединить всех вместе. Чтобы они все время чувствовали друг друга. Понимаешь, физически?
- Зачем? - спрашивает Ружена. Ее глаза сияют и смеются.
Конечно, человек не одинок, если может заглядывать в такие глаза. Конечно, человек счастлив, если на него смотрят такие глаза. Конечно, он наклонится и поцелует каждый глаз в отдельности, а потом попытается поцеловать оба вместе, у него ничего не получится, и будет только смешно и немножко глупо.
Но... ведь все это милые знакомые штучки природы. Это не истинное общение, а хитрая игра, обман, дым. Можно поддаться этой игре, но как удержать ее? Туман рассеивается, и ты опять остаешься один.
